К Иволгину и Хлобыстову подошел сумрачный Валерий с подвязанной рукой, с расстегнутым воротом. Он сел на циновку, поглядел тоскливо на санитарную машину. Там стояла Аня в окружении танкистов.
— Как все-таки неудачно сложилась моя военная биография, — сказал он. — Четыре года проторчал на сопке. Началась война — кипят бои, свершаются подвиги. А я где-то в стороне, как в заводи, с этой больной рукой...
— В какой же заводи? К океану выходим! — поправил его Иволгин.
Они пошли в комбриговский вагон. Там шум, гам. Только что передали по радио сообщение о волнениях в Индии. Все вспомнили о мечтах мистера Скотта, подбивавшего старшину Цыбулю отобрать у англичан Индию.
Державин и Сизов сидели за столиком у открытого окна. Напротив — Волобой. Встречный ветер развевал его рассыпанные волосы. Державин, забывший в Мукдене свою трубку, непривычно держал в руке самокрутку.
— В академию направим вас, Евтихий Кондратьевич, после войны. И чтобы непременно была диссертация о действиях передовых отрядов в Хингано-Мукденской операции. Ясно? — нахмурился он.
— Это тема ваша, — ответил Волобой.
— Мне, пожалуй, поздновато в науку. Сподручней побродить с ружьишком по приамурской тайге... А вам — в самый раз. Материал великолепный. Не знаю, что скажут впоследствии историки, но, на мой взгляд, победа на Востоке — это достойный венец Отечественной войны. За десять дней разгромить миллионную армию! Найдите такой пример в истории. Молниеносный удар оборвал вторую мировую войну. Это же стратегические Канны!
— А вы обратили внимание, какое сегодня число? — спросил Русанов. — Второе сентября! Шесть лет назад началась вторая мировая война и почти в этот же день кончается. Любопытно? Правда?
Туманян шарил в эфире. Новости не заставили себя ждать. Морские десантники и армейские соединения завершили освобождение Южного Сахалина. Вслед за этим Москва передала известие о полном успехе Курильской операции.
— Вы посмотрите, какой размах! Какая стремительность! — восхищался Державин. — Да, батенька мой, грозовые денечки!
Драгунский сел около Туманяна, невесело проговорил:
— Рано кончается война. Я из-за дурацкого ранения и сделать ничего путного не успел. Как это горько...
Туманян пристально посмотрел на Драгунского, сказал сочувственно:
— Понимаю, понимаю... Эх, лейтенант! Открою тебе небольшой секрет. Слава — существо женского рода: она всегда убегает от того, кто гонится за ней, и приходит к тому, кто ее не ждет.
— За три недели всего не постигнешь...
После экстренных сообщений из приемника полились звуки маршей. А потом вдруг объявили новый вальс Шатрова «Ночь в Порт-Артуре». Тот самый, который он обещал на выпускном вечере!
Иволгин прильнул к радиоприемнику, с замиранием сердца слушал незнакомую музыку знакомого композитора — о великой победе на Востоке. Как не похож был этот новый вальс на тот старый, грустный — о печальных маньчжурских сопках! В шум морского прибоя врывался гром орудий, слышалась смелая поступь краснозвездного богатыря.
Когда музыка стихла, Сергей вынул из планшетки лист бумаги и, примостившись у столика, начал писать письмо.
«Дорогой Илья Алексеевич!
Мы услышали Ваш новый вальс по радио на подходе к Порт-Артуру. Трудно высказать все, что творится сейчас у меня на душе. Радуюсь, волнуюсь и горжусь. Я непременно привезу Вам горсть портартурской земли и напишу про все, про все...»
После ужина, когда совсем стемнело и бойцы улеглись спать, Иволгин пошел к Ане, чтобы поделиться с нею своими мыслями и чувствами. Из вагона комбрига падал косой свет. Рядом темнел танк. Около санитарной машины, где обычно дежурила Аня, никого не оказалось. Иволгин дернул дверцу, увидел в кабине Аню и сел рядом.
— Что не спишь, полуночник? — спросила Аня.
— Не спится мне и не лежится. Едем-то куда, черт подери! — ответил Сергей и заговорил о только что услышанном вальсе, о старом музыканте, вспомнил о выпускном вечере в пехотном училище.
— Вот приехать бы сюда твоему дирижеру...
— Староват он для такого путешествия. Что поделаешь? Когда-нибудь и мы такими будем — я, как Шатров, а ты, как мукденская сестра милосердия. Закон природы.
— Не хочу.
— А я и представить тебя не могу старой. Мне кажется, ты всегда будешь вот такой молоденькой, стройненькой. — Он обхватил ее рукой, стиснул плечо.
— Убери руку — мне так неловко...
Иволгин смутился, наверное, покраснел в темноте и не знал, что ответить. Про себя подумал: «Вот и пойми этих девчонок. В Мукдене сама поцеловала, а здесь и прислониться не позволяет». Сергей хотел убрать с ее плеча руку, но не смог: рука не слушалась.
— Эх ты, царевна-недотрога, — прошептал он.
Аня молчала. Иволгин сдержанно вздохнул, придвинулся еще ближе и ткнулся лбом в ее мягкие волосы.
— Ну хватит сердиться. Хочешь, я назначу тебе свидание в Порт-Артуре на Золотой горе? И спою там новый вальс?