Грозовой август

— Откуда ты знаешь про Золотую гору?

— Видел у замполита на карте. Там весь Артур как на ладони. Сама скоро увидишь. А потом я заведу тебя на Большое Орлиное гнездо и там поцелую. Ладно? — Он нежно обнял Аню и подивился: до чего же она тоненькая, гибкая, недаром Илько назвал ее Ковылинкой.

Долго сидели они так, молча. Потом Аня задвигала плечами, стараясь высвободиться.

— Мне душно. Ну что ты так близко? Пусти...

— Никуда я тебя не отпущу.

— Привыкли все брать с бою.

— Кто привык? Эх, Ковылинка, знала бы ты все... — Он еще крепче прижал ее к себе и поцеловал.

До чего же сладок был этот первый в его жизни поцелуй! С чем можно сравнить его? Как удержаться после него от второго, третьего?.. Иволгин прильнул к Аниному лицу и, не слыша больше ни укоров, ни упреков, стал жадно целовать ее в щеки, в губы, бессвязно повторяя одни и те же слова: — Ты моя, моя, самая родная, единственная...

У Ани закружилась голова.

— Сережа... Ну что ты со мной делаешь... — еле слышно прошептала она.

Внизу, под ногами отчетливей застучали вагонные колеса — поезд пошел под уклон. Где-то впереди, за сумерками надвинувшейся ночи, лежал Порт-Артур.

XV

Ночью эшелоны двигались медленней, будто ощупью пробирались от разъезда к разъезду. Перед рассветом у станции Сзиньджоу вовсе остановились: оборвалась радиосвязь с высланными вперед на дрезине разведчиками.

— Что случилось? — обеспокоенно спрашивал сам себя Волобой, выходя на платформу.

В тумане едва маячили притушенные огоньки станции. Как месяц в тучах, проглядывал красный глаз семафора. Предутренний ветер, казалось, хотел поскорее разметать темноту, но она была все такой же густой и непроницаемой.

Всех угнетала неопределенность — что впереди? Обстановку прояснил прибежавший со станции стрелочник из русских поселенцев. Заикаясь и трясясь от страха, он сообщил, что станцию ночью захватили японцы, заминировали подъездные пути, расставили у вагона орудия и погубили разведчиков, внезапно напав на дрезину.

— Будьте вы трижды прокляты! — выругался комбриг и, спрыгнув с вагонных ступенек на хрустящий под ногами гравий, приказал сгрузить с платформы танковый взвод и две самоходные установки.

Орудийный выстрел вспорол предрассветную тишину. Над железнодорожным полотном сверкнула трасса, пронзила непроглядную темень и вспыхнула над окутанной мраком землей ярким багровым всплеском. Потом прогремело еще три выстрела. В ответ из темноты донеслось два пушечных выстрела, над эшелоном прошелестели посланные наугад снаряды.

Минута — и над станицей взметнулось оранжевое пламя. В его дрожащих отсветах Волобой увидел загроможденную до отказа станцию. У разбитого вокзала топорщились остовы поваленных вагонов, чернели груды каменного угля, штабели бревен, а посредине виднелись два железнодорожных состава. Перед ними частоколом торчали вкопанные в землю рельсы.

Комбриг поднял руку, чтобы дать еще один залп, но вдруг увидел высыпавшую из эшелона пеструю толпу. Люди отделились от крайнего вагона и бежали с белым флагом в нашу сторону.

— Опять, наверное, хотят затеять мирные переговоры, — предположил Русанов.

Вынырнувшие из темноты оборванные, истощенные люди возбужденно кричали, показывали руками в сторону станции и повторяли одно-единственное понятное всем слово:

— Жибэн! Жибэн![38]

Чтобы понять, в чем дело, Викентий Иванович вошел в толпу и вдруг увидел маленькую тоненькую кореянку, которую они повстречали в Мукдене, когда в город вступили жилинские танки.

— Хинан рэсся! — исступленно кричала она, показывая своей маленькой, словно детской, рукой туда, где виднелись окутанные дымом железнодорожные составы.

К кореянке подбежала Аня Беленькая, принялась ее успокаивать:

— Теперь все будет хорошо. Не плачь...

Русанов объяснил Волобою, зачем прибежали эти люди. Их послал японский полковник. Если русские не захотят вступить с ним в переговоры и вздумают брать станцию силой, он взорвет вагоны с запертыми в них людьми.

— Вот гады! Прячутся за спинами пленников! — гневно воскликнул Волобой.

— Это в их стиле, — сказал Викентий Иванович, вглядываясь в непроглядную темноту. — Недобитые отряды торопятся в порты. Видно, хотят сбросить в море наших десантников и убежать в Японию.

Евтихий Волобой поглядел на стволы самоходных установок, на темневшие башни тридцатьчетверок и зло крякнул. Бить из орудий по рельсам — значит бить по вагонам с людьми. Что же делать? Как пробиться?

«Задачу смогут решить только автоматчики», — подумал Волобой и подозвал Будыкина, а потом прибежавшего со станции стрелочника.

Выдвинутые к паровозу тридцатьчетверки готовы были ринуться в наступление. Выхлопные трубы стреляли приглушенными очередями. Из них, рассыпаясь, вылетали искры и валил дым. Иволгин полагал, что автоматчикам, как обычно, придется наступать за танками, и ждал сигнала, но появившийся у машин Будыкин дал другой приказ. С машинами пойдет в наступление лишь один взвод Драгунского. Мусину приказано подобраться к японцам с тыла, Иволгину — ударить по засаде с левого фланга.