Грозовой перевал

– Она бросила свою прежнюю жизнь, потому что оказалась во власти иллюзии, – заявил он. – Она вообразила меня романтическим героем, готовым на любые проявления бесконечной рыцарской преданности. В безумии своем, – а по-другому назвать это увлечение вымышленным героем я не могу, – она составила совершенно ложное представление о моей особе и поступала соответствующим образом. Но сейчас она, кажется, начала прозревать. Наконец-то! По крайней мере, я не вижу больше тех глупых улыбочек и ужимок, которые меня так раздражали вначале. И еще пропало тупое нежелание понять, что я всегда честно высказывал ей свое мнение как о ее увлечении, так и о его предмете. Каких же трудов стоило ей понимание простой истины – я ее не люблю. Одно время мне казалось, что она в это так никогда и не поверит! Не далее как сегодня утром она объявила, что мне удалось заставить ее возненавидеть меня – вот уж не иначе, как подвиг Геракла![22]

Если мне это и вправду удалось, остается только порадоваться! Могу я верить вашим словам, Изабелла? Вы действительно ненавидите меня? Если я оставлю вас одну на полдня, не встретите ли вы меня обратно с распростертыми объятиями, вздохами и угодничеством? Конечно, ей хочется, чтобы я перед тобой изобразил наши отношения исполненными теплой привязанности: ее тщеславие ранит неприкрытая правда. Но меня не волнует, если весь свет узнает, что страсть была в наших отношениях только с одной стороны, и не с моей. Я никогда не лгал Изабелле о своих чувствах. Она не может обвинить меня в притворной нежности. Первое, что я сделал, когда мы покинули усадьбу «Скворцы», – удавил ее собачку, а когда она умоляла меня пощадить ее любимицу, первые мои слова были о том, что я с удовольствием удавил бы любое существо из тех, что ее окружают, за исключением одного – наверное, она приняла это исключение на свой счет. Но моя жестокость ее не отпугнула: мне даже показалось, что в глубине души она ею восхищается, если только мои зверства не приносят вреда ее драгоценной особе. Подумать только, разве мечты этой лебезящей передо мной подлой суки о том, что я могу ее полюбить, не полная нелепость и первостатейная глупость? Скажи своему хозяину, Нелли, что я никогда в жизни не встречал более презренного существа, чем его сестра! Она позорит даже такое имя, как Линтон, к которому я не питаю уважения. Как я ни изощрялся в попытках проверить, какое еще унижение она сможет вынести, она всякий раз приползала ко мне, словно бы виляя хвостом! Иногда я даже прекращал эти опыты, потому что у меня просто-напросто не хватало фантазии. Но тут скажи ему, что его сердце брата и мирового судьи может быть спокойно: я держусь исключительно в рамках закона. До сего дня я не давал никаких оснований для того, чтобы она могла требовать раздельного проживания. Более того, ей никого не придется благодарить за него. Она вольна уйти в любой момент: ее пребывание здесь мне в тягость и перевешивает то удовольствие, которое я получал, мучая ее!

– Мистер Хитклиф! – сказала я. – Вы говорите как безумец! Во всяком случае, ваша жена уж точно почитает вас безумцем. И по этой причине она вас терпит. Но теперь, коль скоро вы разрешаете ей уйти, она, несомненно, воспользуется этим разрешением. Вы ведь не настолько околдованы, мадам, чтобы оставаться с ним по доброй воле?

– Берегись, Эллен! – ответила Изабелла, глаза которой сверкали от гнева. Их выражение безошибочно свидетельствовало о том, что ее муж сумел-таки возбудить ненависть к себе. – Не верь ничему, что он говорит! Он – лживый дьявол, он – чудовище, он – не человек! Он и раньше говорил, что я могу уйти, и я даже предприняла попытку уйти, но больше ни за что не решусь ее повторить! Об одном прошу, Эллен, не передавай ни слова, ни полслова его мерзких речей моему брату или Кэтрин. Что бы он сейчас ни говорил, у него одна цель – довести Эдгара до отчаяния. Он прямо сказал, что женился на мне только для того, чтобы иметь власть над братом. А я умру, но не дам ему этой власти! Я молюсь только об одном – лишь бы он забыл свое проклятое благоразумие и убил меня. Одна радость у меня в жизни осталась – умереть самой или увидеть его мертвым!

– Ну что ж, на сегодня довольно! – оборвал ее Хитклиф. – Если тебя вызовут в суд, Нелли, вспомни, что она тут наговорила. И еще внимательно посмотри ей в лицо: еще немного, и она дойдет до того состояния, которое мне требуется. Вы, Изабелла, не отвечаете за свои поступки, и я, ваш супруг, будучи вашим законным представителем, обязан держать вас под своей опекой, как бы мне это не было противно. А теперь ступайте наверх. Мне нужно кое-что сказать Эллен Дин с глазу на глаз. Нет, не сюда: я сказал – наверх! Чтобы попасть на лестницу, вам нужно выйти в эту дверь, любовь моя!

Он грубо вытолкал ее из комнаты и вернулся, бормоча: «Во мне нет жалости! Во мне нет милосердия! Чем сильнее извиваются черви в моем мозгу, тем больше мне хочется их раздавить. Они словно бы гложут мой разум, и чем сильнее болит, тем больше растравляю я свои язвы».