Я стоял и смотрел на них. Осознав, что их заметили, они преспокойно закончили разговор, вероятно, начатый еще в кустах. Она о чем-то спрашивала. Он не ответил, развернулся и исчез в кустах. Она отправилась по освещенному тротуару к отелю, как видно, не рискуя подвергать опасности свое дорогое платье, нейлоновые чулки и выходные туфельки в темных зарослях. Она зашла за угол, ни разу не взглянув на меня.
В комнате становилось прохладно. Я закрыл окно и задернул штору. Постель привлекала меня не более, чем раньше. Я нашел свой халат, надел его и включил свет. Мой взгляд упал на кассеты с отснятой сегодня днем пленкой, которые я выставил на комод: пять цветных и три черно-белых. Это вовсе не означает, что я нашел больше интересной натуры для цветного «кодакхрома» — напротив, меньше, но цветная пленка не так надежна, как черно-белая, и потому я по старой привычке страхуюсь, когда снимаю в цвете, делая два дубля — один с короткой выдержкой, другой с чуть более длинной. Так выходит дешевле: в случае чего не приходится возвращаться и переснимать.
Улов был скудным за день работы, а это означало, что я не вложил в работу душу. Если съемки действительно захватывают меня, я могу нащелкать втрое-вчетверо больше кассет за день и не чувствовать усталости. Но сейчас мне приходится снимать по указке, так что у меня не было никакого интереса подойти к делу творчески.
Стук в дверь не заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. Я слышал ее шаги в коридоре. Я пошел в прихожую и впустил ее. Закрыв за ней дверь и обернувшись, я увидел, что она осматривает на свету свои чулки — не поехали ли — и платье — не запачкалось ли. Она была в том же плотно облегающем джерсовом платье, которое надела к ужину в Стокгольме — с большим атласным узлом на бедре.
— Я думала, вы спите, — вяло сказала она.
— Я как раз собирался заснуть, но ваши шаги меня разбудили. Интересно, что это Веллингтон поделывает в Килруне?
Она испытала секундное замешательство.
— Так вы его узнали?
— Мужчину таких габаритов трудно не заметить. Мне вдруг пришло в голову, что из всех мужчин, виденных мною в Швеции до сего момента, Джим Веллингтон был единственным здоровяком, который мог приклеить себе накладную бороду и издавать рокочущий хохот: он вполне соответствовал данному Хэлом Тейлором описанию Каселиуса.
Лу Тейлор отвернулась. Она подошла к комоду и стала рассеянно переставлять кассеты с пленкой. Наступило молчание.
— А если я скажу, что это не ваше собачье дело — то, что он делает здесь? — произнесла она наконец.
— Я бы мог не согласиться с вами, — сказал я. — Но все равно я ничего тут не могу поделать, правда?
Она взглянула на меня через плечо и неуверенно взяла одну кассету.
— Это все вы сияли сегодня? Я и не думала, что так много получилось.
— Это не много, — возразил я. — Видели бы вы, как я работаю, когда по-настоящему увлечен.
— И что вы теперь будете с ними делать? Вы их сейчас и проявите?
— Нет. Цветные в любом случае надо отдать в лабораторию в Стокгольме. Я сам не могу их проявить. А черно-белые я сохраню, пока не найду подходящих условий для работы, оборудования и химикатов. Возможно, мне удастся в Стокгольме арендовать на несколько часов фотолабораторию. Терпеть не могу сидеть, обливаясь потом, в гостиничном стенном шкафу. — Помолчав, я спросил: — Вы что-то должны этому Веллингтону?
Она поставила кассету на место и медленно обернулась ко мне. Все было ясно и просто. Мы уже неплохо знали друг друга. Я застукал ее и мог теперь часами задавать ей кучу дурацких вопросов, заставляя придумывать на ходу кучу столь же дурацких ответов. А в итоге — ничего. Мы будем так же стоять, глядя друг на друга, перебрасываться бессмысленными репликами, но так ничего и не выясним. Оставалось, правда, еще кое-что, что нам обоим хотелось узнать, и узнать это можно было одним-единственным способом.
— Пожалуй, нет, — медленно произнесла она. — Я бы не сказала, что должна что-то Джиму Веллингтону, — А потом, все еще не сводя с меня глаз, добавила: — А вы ведь притворялись, будто я вам совсем не нравлюсь?
— Да, — ответил я. — Это правда. Притворялся. У меня было намерение иметь с вами сугубо деловые отношения.
— А это, — сказала она, шагнув ко мне, — было довольно-таки глупым намерением. Вы так не считаете?
Глава 16
То была страна Полуночного Солнца, и хотя для этого зрелища сезон уже прошел — такое происходит только в середине лета, — темнело здесь очень поздно, а светало очень рано. Скоро на эту землю падет долгая зимняя ночь — но до этого было еще далеко. Нам показалось, что свет за окном забрезжил очень быстро.
— Мне лучше вернуться к себе в номер, милый, — сказала она.
— Не спеши, — сказал я. — Еще очень рано, да и шведы народ терпимый.
— Мне было так одиноко, милый! — Помолчав, она шепнула: — Мэтт…
— Да?
— Как, по-твоему, нам к этому относиться? Я обдумал ее вопрос.
— Ты считаешь — сугубо с юмором?
— Да. В таком духе. А ты как хочешь?
— Не знаю. Надо подумать. У меня небольшой опыт в таких делах.