Группа ликвидации

Как я уже говорил, он, должно быть, любил смотреть американское телевидение. Или читать книги о сентиментальных американцах. Я передвинул селектор на «полный автоматический». Очередь перерубила его пополам, и он ткнулся лицом в землю.

Потом я немного постоял, глядя на него. Сразу подходить к ним не рекомендуется. Но он лежал не двигаясь, так что я подошел, перевернул его на спину и увидел, что он мертв. У Лу хватило ума броситься плашмя на землю и скрыться в низкой траве. Теперь, опираясь о землю связанными сзади Руками, она пыталась встать. Я подошел и помог ей подняться. Мне нечем было перерезать веревки, а он затянул узлы довольно туго. Я долго провозился, развязывая их.

— Все в порядке? — спросил я. — Да. Все в порядке.

В жизни обычно вы не заключаете девушку в объятия и не начинаете уточнять детали будущего совместного проживания, пока из ствола вашего автомата все еще вьется пороховой дымок, а тело вашего врага лежит еще теплое на влажной земле. Я оставил ее, а сам пошел в хижину. На полпути до дверей я побежал. Маленькая фигурка, лежащая на земле, немного изменила позицию, с тех пор как я в последний раз бросил на нее взгляд.

Я подбежал к Элин, встал перед ней на колени и увидел, что ее глаза открыты, но не понял, видит ли она меня, пока не задвигались ее губы.

— Ты… обхитрил меня, кузен Матиас. Мне пришлось откашляться.

— Нельзя давать мазу такому мужчине, как он, малышка. Или вообще любому мужчине, когда явная непруха.

— Маза? — прошептала она. — Непруха? — Эти американизмы смутили ее. Она нахмурилась.

— Я хочу… — пробормотала она. — Я хочу… — Я так и не узнал, что же она хотела — может быть, жить. Она вдруг умолкла. Глаза ее оставались раскрытыми, пока я их не закрыл. Я нашел в хижине одеяло и накрыл ее.

Лу уже шла по лесной дороге к шоссе. Когда я ее нагнал, она стояла и смотрела на труп, оставленный мной в придорожных кустах. Его голова была сильно откинута назад, в лице ни кровинки. Она взглянула на меня и пошла дальше. Я шел с ней рядом. На обратном пути к цивилизации мы не проронили нм слова. Нам нечего было сообщить друг другу, что не могло бы подождать до более подходящего момента.

Глава 29

В Кируне мы завязли в трясине бюрократизма. Когда же у меня наконец появилось время и возможность искать Лу, ее уже и след простыл. Я установил, что, дав все необходимые показания и подписав все требуемые бумаги, он улетела первым же самолетом на юг. Думаю, я бы без труда смог выяснить, куда она отправилась — ведь я был опытным секретным агентом, — но я не стад себя утруждать. Если бы она хотела дать мне о себе знать, она бы оставила записку. Если бы она хотела увидеть меня снова, она знала, что скоро я вернусь в Стокгольм. И меня там нетрудно было бы найти.

Да, я отправился на охоту. После всех этих разговоров о полковнике Стьернхьелме и фамильном имении в Торсстере я почему-то почувствовал себя обязанным отправиться туда и поговорить с престарелым господином. Он был сама любезность. Я так и не понял, сколько ему было известно о моих приключениях — возможно, все до последней детали. В конце концов, у него же был воинский чин, а Швеция маленькая страна. Охотничья удача мне благоволила. На второй день у моей засады появился красавец лось с величественными рогами. В руках у меня была неплохая винтовка — настоящее оружие, а не «шприц»-автомат, но я почему-то так и не решился нажать на спусковой крючок. Я просто смотрел, как большое животное степенно пробежало мимо и исчезло в зарослях. Он мне не сделал ничего плохого, и у меня не было насчет него никаких инструкций. Но как и любая сентиментальность, мое великодушие ни к чему хорошему не привело. Парень в соседней засаде убил его наповал из 9-миллиметрового «маузера». На следующий день я вернулся в Стокгольм, где меня ожидала очередная порция бюрократической жвачки.

Как бы там ни было, прошло еще недели две, пока я как-то вечером не отправился в ресторан, куда мы с Лу ходили в первый день нашего знакомства. В хорошем стокгольмском ресторане — даже с музыкой и танцами — никогда не шумно. Не знаю уж, как им это удается, но шведы, набившись в зал до отказа, могут есть, пить, разговаривать, смеяться, извергая при этом значительно меньше децибелов, чем такое же количество американцев. Я это говорю не в плане рассуждении о своей родине. Это просто констатация факта.

Сидя за двухместным столиком у стены и не ожидая ничего из ряда вон выходящего, я воспользовался этим тихим местом, чтобы спокойно перечитать только что полученное мною письмо. Поэтому, услышав над головой свое имя, я вздрогнул от неожиданности. Я сразу, конечно, узнал странный, чуть хрипловатый, низкий голос. Такой голос невозможно забыть. Я вскочил на ноги. Она стояла с метрдотелем, который, Увидев, что ее узнали, поклонился и ушел.

— Привет, Мэтт! — сказала она.

— Привет, Лу.