Груз

Его клязьминским дачам повезло больше – они, вероятно, были всего лишь отняты у владевших ими «буржуев». Утешимся мыслью, что все-таки на протяжении нескольких лет в этих стенах успело пожить счастье. Рояль был весь раскрыт и струны в нем дрожали, снился мне сад в подвенечном узоре. Цветы на платье смешивались с цветами полевого букета. Гимназистка – все в ней было легким, быстрым, востреньким, летящим – сбегала с крыльца. Приходил инженер путей сообщения с женой, пушистой блондинкой. Наблюдали комету Галлея.

             Казалось, что этого дома хозяева             Навеки в своей довоенной Европе,

             Что не было, нет и не будет Сараева,             И где они, эти мазурские топи?(Арсений Тарковский)

Почти такое же прекрасное время стояло, помнится, в Помпее накануне того самого дня 23 августа 79 года по P. X., когда в узорную калитку вломились красные бесы.

* * *

Русской даче уже больше трехсот лет. Многие думали, что с появлением возможности ездить за границу притягательность дачной жизни для наших соотечественников померкнет. Гипотеза не подтвердилась. Ни в какой период в России не прибавлялось столько новых дач и дачных поселков, как за последние 25 лет. Говорят, правда, что насыщение уже близко. Но кто же против насыщения? Главное же, что новыми обладателями дач стали и становятся как раз те, кто имеет возможность путешествовать. Значит, это уже необратимо.

У каждого народа свой способ воскрешения утерянного рая. Дача – это русский способ.

Гимн великому городу

Сколько себя помню, обожал географические карты. Отец перед самой войной окончил географический факультет, война не дала ему состояться на этом поприще, но зато исполинский «Атлас командира РККА» оказался моим, и я часами листал его, разгадывая спрятанные изображения. Береговая линия Онежского озера капризно заламывала руки, секира полуострова Канин готовилась рассечь футбольный мяч острова Колгуев, а провисшая между Ладогой и Финским заливом Нева была скакалкой в своем нижнем положении, и я долго искал, где прячется девочка, ее хозяйка.

Годы спустя эта редкая склонность помогла мне понять, что красота Петербурга начинается с географической карты. Когда я вижу этот последний меридиан, до которого здесь дотянулась Атлантика, вижу мощную дельту реки, дающей отток излишкам вод двух наших великих озер, реки такой короткой, но превышающей по полноводности Рейн и Днепр, вижу почти зеркальную симметрию берегов залива с островом Котлин точно на его оси – симметрию обманчивую, ибо совсем не схожи между собой гранитно– сосново-озерный мир Карельского перешейка и мир смешанных лесов на ледниковых моренах Приневской равнины, – когда я вижу все это, меня охватывает трепет любви.

Летом Петербург производит впечатление куда более южного города, чем нас уверяет глобус. Помню, как это поразило при первом знакомстве: мне рисовались ели, березы и рябины с осинами, а никак не обилие каштанов, которые как раз цвели. Восхищала почтенная толщина дубов, многим было явно за сто. Это трудно постичь: их пощадили в блокаду, сжигая в буржуйках столы, стулья, буфеты, паркет. Когда видишь исполинские, хорошо промытые ивы, что отражают воды Большой Невки там, где она разветвляется, обтекая Каменный, Елагин и Крестовский острова; видишь ухоженные вязы, в густоту кроны которых, кажется, не просунешь кулак; видишь липы, ясени, клены, так называемые пирамидальные (а на деле свечеобразные) тополя – в Таврическом и Летнем, Лавре и Шуваловском, в десятках безвестных садиков, вдоль улиц и каналов; видишь персидскую сирень, розы, тюльпаны – начинаешь сомневаться, что этот тонущий (простите за штамп) в роскошной зелени город стоит на широте гренландского мыса Фэрвел.

(Перечитав, усомнился. Многократно набредал в Сети на парные фото «Было – стало», на них видно: вдоль Мойки, Фонтанки, Крюкова, Карповки исчезли целые шеренги деревьев. Но в 2015 году разговорился в «Сапсане» с соседом, смутно причастным к городской власти, и он заверил, что рубят грозящие падением за дряхлостью и зараженные «голландской болезнью». А также заслоняющие особо ценную архитектуру. Ну и, не без того, под этими предлогами рубят под автостоянки. Но сажают больше.)

Видимо, с самого основания Петербурга замышлялся уход от гиперборейского облика, и замысел блистательно удался. Зато этот город плохо рассчитан на зимнее восприятие и бывает хорош только совсем уж белым, в солнечный день, и чтобы каждая веточка была обведена инеем.

* * *