Груз семейных ценностей

Илюша уже проснулся, мама кормила его детским питанием из баночки. Алина засобиралась, мама проводила ее до железнодорожных путей.

Дозвониться до Оли Алина попыталась еще по дороге, но подруга не отвечала. Наверное, была на дежурстве.

Потом они с Настей разглядывали фотографии Коли и ребенка Лебедевой и решили, что ребенок на Колю похож.

Кустики красных садовых бегоний, которые она нашла у крыльца, Алина посадила поздно вечером.

Надо было немедленно вызвать сына к себе, но Виктор Федорович сам поехал к Славиному дому и, сидя в машине, терпеливо ждал, когда сын появится.

Слава подъехал в восьмом часу, мягко хлопнул дверью машины, медленно пошел к подъезду. Сын сутулился, как старик, Виктор Федорович недовольно поморщился.

Окликать Славу он не стал, догнал, когда тот открывал дверь подъезда.

— Папа? — вяло и устало удивился сын.

Виктор Федорович промолчал. И в лифте они ехали молча.

Только захлопнув дверь квартиры, Виктор Федорович прошипел:

— Где ты был?.. — Голос хрипел, Виктор Федорович кашлянул.

— На работе, — усмехнулся Слава. Он понял вопрос, и Виктор Федорович это видел.

— Где ты был, когда убили Ирину? — Голос больше не дрожал.

Виктору Федоровичу хотелось схватить сына за грудки и потрясти, он едва сдержался.

Проклятый телефон в тот ужасный вечер не хотел включаться, и Виктор несколько раз звонил Славе на городской, чтобы узнать мобильный Алины. Городской номер он помнил, а остальные номера не знал.

— Дома! Папа…

— Слава, я тебе звонил тогда, — Виктор Федорович опять кашлянул, с голосом снова что-то случилось. — Тебя не было дома.

— Я был дома! — Если Виктор Федорович хрипел, то Слава заговорил почти фальцетом: — Ты что?.. Ты с ума сошел, папа?!

Наверное, он действительно сошел с ума. Виктор Федорович тяжело прошел в комнату, сел в кресло. Кресла были первой Славиной покупкой, когда Виктор Федорович купил сыну квартиру. Они по этому случаю пили коньяк, и на следующий день у Виктора болела голова. Он это хорошо помнил, у него тогда были важные переговоры.

— Я тебе несколько раз звонил в тот вечер, — устало сказал Виктор Федорович.

— Ну, значит, я был в ванной! — Слава прошелся по комнате, остановился перед отцом, потер лицо. — Мог быть на кухне. Трубка еле пиликает, если вода льется, ее не услышишь. Чего ты от меня сейчас добиваешься?!

— Слава, где пистолет?

Сын подошел к окну, отвернулся, оперся рукой о раму.

— Не знаю.

— Что? — замер Виктор Федорович.

— Не знаю, — повторил Слава. — Не знаю, папа. Пистолет был на даче. Лежал в сарае на полке с инструментами. Разве ты его не видел?

— Я давно не брал инструменты.

— Пистолет лежал с инструментами. А потом… его не стало.

— Подожди, — Виктору Федоровичу показалось, что голова сделалась совершенно пустой, он подержался за виски. — Когда ты заметил, что пистолет исчез?

— Через пару дней после… убийства, — сын продолжал стоять, отвернувшись к окну.

Около тела Иры пистолета не было. Виктор Федорович не помнил, кто ему об этом сказал, то ли соседи, то ли полицейские.

— У Алины спрашивал?

— Да, — кивнул Слава. — Она вообще не знала, что пистолет лежал в сарае.

— Сарай неподходящее место, — заметил Виктор Федорович. Зря, это уже не имело значения.

— Знаю.

Слава отошел от окна, сел напротив.

— Когда ты приехал на дачу после убийства? — Голова гудела, Виктор Федорович снова потер виски.

— Утром. Алина позвонила, сказала, что… Когда я приехал, ты там уже был. Ты что, не помнишь?

После звонка Татьяны Виктор Федорович до дачи добирался долго. Странно, но он тогда терпеливо стоял в пробках и не пытался нарушить скоростной режим. Наверное, потому что Ира больше его не ждала и ему некуда было спешить.

Потом он торчал у Берестовых, а потом мерил шагами свой участок.

— Кто знал, что пистолет лежит в сарае?

— Никто, — быстро ответил Слава. — Никто. Я привез его за пару недель до этого и никому не показывал. Да мне и показывать некому.

— Дай мне воды, — попросил Виктор Федорович.

Слава принес холодной минералки, Виктор Федорович залпом выпил.

— Ты говорил, Алина помогла тебе избавиться от машины?

— Да, — Слава недовольно поморщился. — Обратилась к какому-то знакомому. Это стоило приличных денег.

— Сколько? — зачем-то спросил Виктор Федорович.

— Миллион. Папа, прошу тебя!.. Я не хочу об этом говорить.

Виктор Федорович тяжело поднялся. Садиться за руль не хотелось, но оставлять машину у Славиного подъезда хотелось еще меньше.

Дома он налил себе коньяку, потом налил еще. Он ошибался, когда считал, что ничего страшнее Ириной смерти быть не может.

28 июля, пятница

Оля позвонила сама, рано утром, Алина только встала.

— Дежурила? — отправляя Илюше в рот ложку каши, спросила Алина.

— Угу. Устала как собака, сейчас спать лягу, — вздохнула подруга и грустно сообщила: — Я на тебя обиделась.

— Оль, я бы тебе все рассказала, — покаялась Алина.

— Рассказала бы! Так не рассказала же! Я перед братом как дура! Зачем тебе Лизка Лебедева?

— Тут такое дело… — Алина снова сунула малышу ложку каши, Илюша отвернулся, Алина отодвинула кашу, вытерла сыну рот салфеткой. — Лебедева приходила к Степану Михалычу в больницу, а утверждает, что ее там не было.