АНДРЕЙ.
С каких это пор?НИКОЛАЙ.
Постойте, так будет издан и ее перевод тоже?ЖЕНЯ.
Перевод не закончен. Но ты, Андрюша, вполне можешь доделать эту работу сам. Обещаю, что претензий иметь не буду.АНДРЕЙ.
Ну знаешь, в конце концов, у меня своя работа, и я еще никогда не жил на иждивении женщин.ЖЕНЯ.
Я все сказала. Можешь взять мои бумаги себе, можешь подарить какому-нибудь лентяю, только поумнее. Можешь их вовсе выбросить. Я собираюсь самым банальным образом родить ребенка и сидеть с ним тут, сидеть, сидеть…АНДРЕЙ.
Тогда объясни мне, дураку, почему при этом нельзя продолжать работу?ЖЕНЯ.
Можно. Но я не хочу.НИКОЛАЙ.
По-моему, вы не правы, Женя. Ольга вам поможет, в крайнем случае пригласим няню. Будет вам и диплом, и диссертация.ЖЕНЯ.
А потом? Читать ребенку по вечерам отрывки из своих переводов и комментарии к «Зибенкезу» вместо ваших сказок?НИКОЛАЙ.
Но дети вырастают, и когда-нибудь он сам потребует вместо моих сказок ваши научные труды. Это нужно, чтобы не вышло, как с Димой, вы же сами говорили…ЖЕНЯ.
Я совсем не то говорила. И вообще, когда он подрастет — ха-ха! — вы наконец состаритесь.НИКОЛАЙ.
И что?ЖЕНЯ.
И уйдете на покой.НИКОЛАЙ.
Вы хотите вырастить убийцу?ЖЕНЯ.
Ага!НИКОЛАЙ.
И все-таки я считаю, что вам следует продолжить занятия.ЖЕНЯ.
Андрей, у тебя что в портфеле? Не моя ли рукопись?АНДРЕЙ.
Она.ЖЕНЯ.
Дай-ка сюда.ЖЕНЯ.
Вот. Она называет это ученым остроумием… Скажите, почти как Николай Кузанский… Коля, вам надо взять псевдоним: Николай Кузанский… Вот. «…следует поразмыслить над тем, не будет ли приятным и полезным такое собрание статей, в котором совершенно без всякой прямой и определенной цели смешаются и перетасуются, как карты, подобно Лессингову духовному бросанию костей, идеи всевозможных наук, идеи, которые сослужили бы службу человеку, умеющему извлекать пользу из игр; что же касается такого собрания, то у меня оно есть, и я умножаю его каждодневно… для того, чтобы приучить голову к той свободе, которая должна быть присуща сердцу…» Вот что тебе надо, Андрюша, для твоей будущей диссертации. Узнай поточнее, по-моему, в Германии опубликовано частично это собрание — замечательная гимнастика для германиста. А у меня в голове этихНИКОЛАЙ.
Я пойду, помогу жене на кухне.НИКОЛАЙ.
Я же сказал — ничего. Дмитрий уже сорок дней, как умер, а Жан-Поль, по-видимому, бессмертен.АНДРЕЙ.
Не шутите так. Мне и без того очень неловко…НИКОЛАЙ.
Кстати, он в каком веке жил?ЖЕНЯ.
Не скажу.ЖЕНЯ.
Ты можешь курить.АНДРЕЙ.
Но ты же…ЖЕНЯ.
Уж сигаретного дыма я во всяком случае не боюсь.АНДРЕЙ
ЖЕНЯ.
Это ты к чему?АНДРЕЙ.
Так…ЖЕНЯ.
Ты брось это. Тогда мы еще женаты не были.ЖЕНЯ.
Не может ничего такого быть.АНДРЕЙ.
Но ведь мы с тобой…ЖЕНЯ.
Не было этого, понял? Ничего не было.АНДРЕЙ.
Зачем ты сюда приехала? Я этого объяснить себе не могу.ЖЕНЯ.
И не надо.АНДРЕЙ.
Тебе будет трудно одной с ребенком.ЖЕНЯ.
Так говорить — пошло. И между прочим — извините! — я разве одна? Я ведь буду жить тут не со своей матерью, а с семьей отца моего ребенка.АНДРЕЙ.
Сядешь на шею чужим людям?ЖЕНЯ.
Учитель нашелся.АНДРЕЙ.
Я не хотел тебе рассказывать, но расскажу.ЖЕНЯ.
Слушаю, слушаю.АНДРЕЙ.
Ты должна знать, что в последнее время он тебе изменял.ЖЕНЯ.
Димка? Да? Интересно.АНДРЕЙ.
Помнишь, ты однажды пришла к нему вечером, а его не оказалось дома?.. Ты еще тогда посидела немного у меня.ЖЕНЯ.
Помню. И что, он был у женщины?АНДРЕЙ.
Нет, женщина была у него.ЖЕНЯ.
Не надо наговаривать на покойника, я бы услышала, если б он был там — перегородка ведь тоненькая…АНДРЕЙ.
А я нарочно старался говорить погромче и всячески шуметь, а потом включил магнитофон.ЖЕНЯ.
Но…