Грызунков и золотая рыбка

Рабиновича Грызунков не помнил, потому что вообще ничего не про свою жизнь до четырехлетнего возраста, но, судя по рассказам матери, это был приличный, хотя и не особенно красивый человек, твердо решивший жениться. Он долго ухаживал за матерью, был принят в доме как свой человек, дарил юному Грызункову плюшевые и резиновые игрушки, и, несомненно, роман завершился бы законным браком, если бы не одно обстоятельство.

У Рабиновича в американском штате Флорида жила родная тетя. Впрочем, само по себе это было неважно; важно было то, что тетя долго уговаривала любимого племянника переехать к ней, и в один прекрасный день Рабинович решился ехать. О своем решении он немедленно сообщил матери, предложив расписаться и усыновить Грызункова. Далее тетя, как и планировалось, должна была прислать официальный вызов, но уже не на одного человека, а на целую семью - и все, прощай, СССР, здравствуй, пересылочный пункт Вена (дело было в 1976 году). По приезде (точнее, по прилете) в Америку тетя обещала оказать племяннику всяческую помощь, да и помогали тогда иммигрантам из-за "железного занавеса" неплохо.

Рабинович был бодр и уверен в своем будущем, но мать Грызункова заколебалась. Ее пугал не предстоящий брак, в Рабиновиче она как раз не сомневалась; ее пугал слишком крутой жизненный поворот. Как так: все бросить и уехать? Следует учесть, что в ту пору уезжали навсегда, следовательно, решение было очень серьезным. Неизвестность всегда страшит, и обычный человек инстинктивно сторонится чересчур радикальных перемен. Короче, мать заколебалась, а ее родители, бабушка и дедушка Грызункова, положили конец колебаниям. "Ты что, - сказал дед, - хочешь всю мою жизнь загубить? Хочешь, чтоб меня исключили из партии и уволили с работы?"

Именно нежелание матери портить деду карьеру и решило в свое время судьбу бурного романа: в сотый раз просившему ее одуматься Рабиновичу она в сотый раз ответила "нет", тот плюнул и сказал: "тогда я еду один" - и действительно через год уехал. Но настолько была сильна привязанность этого человека к матери Грызункова, что он долго писал ей письма из Америки и сожалел о ее решении; писал года три, пока не женился на Рае Циппельбом из Одессы.

"Боже мой, - остановился в трех метрах от входа в жэк потрясенный "открытием" Грызунков, - я мог с трех лет жить в Америке! В теплом штате Флорида! И английский был бы моим родным языком, мне не пришлось бы его учить; дети так легко адаптируются к любой среде! Вся моя жизнь сложилась бы совершенно иначе, и уж точно не пришлось бы мне в такую погоду переться в жэк и унижаться перед его начальником!"

Разговор с начальником жэка, едва согласившимся подождать месяц, действительно был сплошным унижением, и на обратном пути теплые дружеские слова в его адрес перемежались в сознании Грызункова со сладкими несбыточными мечтами.

"Эх, не сглупи моя матушка и не дрожи за свою карьеру дед, жил бы я сейчас в двухэтажном коттедже, а не в двухкомнатной хрущевке, и простирался бы из окна вид на море, а не на свалку. Ездил бы я не в трамвае, а на кадиллаке, и не на биржу труда, а на встречу с издателем. А может, я стал бы известным адвокатом или преуспевающим бизнесменом", - рассуждал Грызунков, и мысли стремительным потоком текли по новому, заманчивому руслу. Он попытался реконструировать возможный вариант судьбы.

К примеру, в школе он играл в драмкружке - кто знает, не нашлось ли его актерским способностям в более благоприятной среде иное применение? Вполне возможно, что, закончив школу в Америке, он поехал бы в Голливуд и сделал там карьеру. А его литературные способности: статьи в университетской многотиражке и тридцать три рассказа, не говоря уже о незаконченном романе? Кто знает, кто знает, не был бы при другом раскладе мистер Грызункоф ведущим колумнистом "Вашингтон пост" или вторым Стивеном Кингом?

Но самый аппетитный вариант судьбы представился ему уже дома, в холодной (отопление еще не включили) и замусоренной (он ленился убирать) холостяцкой квартире.