Гукюн

В этот раз Юна выходит восседающей на светло-сером жеребце, подаренном будущим мужем, как свадебный подарок. Она одета в белую, расшитую золотом накидку, длинный шлейф которой касается земли, на голове девушки венок из серебра, украшенный бриллиантами, с мочек ушей висят тонкие, расползающиеся по шее, как змеи, серьги. Жеребца за поводья ведёт Джисон. Юна, которая прекрасный наездник, сильно нервничает, еле держится в седле. Она чувствует, что что-то поменялось в саду, но что – не понимает. Смотреть на лица ей не положено, это может оскорбить будущего мужа, поэтому всё, что ей остаётся – это смотреть прямо и бороться с внезапно окутавшим ее с ног до головы липким страхом. Все взгляды присутствующих устремлены на нее, но только один из них Юна чувствует кожей. Этот взгляд расползается по ней, пробирается под дорогой шелк, и Юне приходится сжать зубы, чтобы по инерции не обернуться на него, не встретиться глазами с тем, кто так откровенно ее рассматривает.

Взгляд этот принадлежит Дьяволу.

Гуука красотой не удивить – его гарем состоит из самых красивых омег и девушек этой части света. Эта девушка – сплошная невинность, словно ангел, вся в белом, с венком вместо нимба на голове. Он смотрит на девушку на коне, любуется ее точёным профилем, мысленно, как и ей шею свернёт, представляет. Невеста врага ему не интересна. Она, может, и симпатичная, но ничего такого, чтобы Гуук был заинтересован. Дьяволу ангелы скучны и пресны.

Джисон уводит девушку в его покои, где та будет готовиться и дожидаться альфу для брачной ночи, а сам возвращается к гостям проводить семью Динха, которая по обычаю должна покинуть свадьбу первой, и большую часть гостей.

В спальне, которая отныне станет и ее местом покоя, Юна терпеливо ждёт, пока с нее снимают головной убор и все украшения, кроме серег. Девушка, стесняясь, помогает слугам избавить ее от всей верхней одежды и, оставшись в нижней рубашке из тончайшего белого шёлка, присев на кровать, с трепетом ждёт своего супруга. Музыка во дворе стала громче, даже в комнате её слишком сильно слышно. Юна от нервов раздирает пальцы, переживает перед неведомым. У нее никогда не было альфы, и Джисон станет первым и последним, ведь они поклялись месяц назад, что до самого конца.

Она слышит шум со стороны коридора, возню у двери, странный звук, похожий на рассекающую воздух саблю, и, повернувшись к проходу, видит остановившегося в нём воина. Альфа, затянутый в чёрную кожу и инкрустированные драгоценными камнями доспехи, прислоняется к косяку двери и скрещивает руки на груди. Его чёрные, как смоль, волосы ниспадают на лоб, а пронзительный взгляд обсидиановых глаз вышибает весь дух. Юна ёжится от этого взгляда, но сразу его узнаёт, он, как шлейф, за ней, пока девушка во дворце не скрылась, следовал.

Оказалось, Гуука красотой всё-таки можно удивить. Он не особо разглядел ее лица на улице, но сейчас, даже стоя в двадцати шагах от нее, откровенно тонкими чертами любуется. Ее кристально чистая и светящаяся кожа соблазняет прикоснуться, напуганный взгляд из-под пушистых ресниц только манит. В Гууке его зверь по имени «голод», который доселе только на поле битвы о себе знать давал, пробуждается. Дьявол свои мысли во взгляде не прячет, напротив, довольно усмехается, заметив, как девушка подбирается, как пытается прикрыть свои стройные ноги, от одного взгляда на которые у альфы всё нутро трещинами, словно после вековой засухи, покрывается, к живительному источнику тянется. Эту девушку в сто слоев парчи наряжать – грех, в гареме Гуука она бы обнажённой ходила, его взор ублажала. Гуук и пальцем к ней не прикасался, но то, что с этой кожей ни китайские шелка, ни бархат не конкурируют, не сомневается. Она светится так же, как и лезвие его любимого, сделанного До меча, и Гуук думает, что если об эту девушку тоже можно было бы порезаться, то было бы очень интересно. Он зубами скрипит, как здесь же на белые перины ее завалит, плотью насытится, криками насладится и в крови этого ангелочка умоется, представляет. Он будет ее последним альфой, заберёт ее последний вдох с собой и оставит ее на брачном ложе, как плату за грехи отцов. Очередная красивая кукла на одну ночь. Гуук лукавит, мысленно «красивая кукла» на «невероятно красивая кукла» исправляет.

Юна убеждает себя, что сейчас придёт Джисон, ей все объяснят, а этот пугающий ее альфа уйдёт. Но сколько бы она не объясняла себе, что причин бояться нет, ведь двор полон воинов и гостей – желание спрятаться не отпускает, хоть под кровать заползти, лишь бы этот ее на лоскутки распарывающий взгляд чувствовать перестать. В комнате, в которой до этого было тепло, даже жарковато, принесённый воином словно из его ледяных чертог сквозняк гуляет. Альфа даже не моргает, эту невидимую нить, между ними проложенную, не рушит, въедается в кожу Юны жутким взглядом, от которого страшно настолько, что застрявший в глотке немой крик спазмами горло сводит.

Юна, натянув рубашку на колени, всё пытается заглянуть за спину мужчины, но никто больше не идёт.