Гульчатай, закрой личико!

Ангел вынырнул из грез и увидел, что он уже на следующем уровне башни. Такая же круглая площадка, только без дверей. По периметру – окна без рам и стекол. Недалеко от лестницы – кресло-качалка, в котором кто-то спит. Кто именно, Бенедикт не мог понять, потому что со спины храпящий казался огромной копной шерсти. Можно, конечно, было обойти и посмотреть, но ему это показалось невежливым. Это не Медуза, так какая разница – кто? Но будить волосатое существо тоже не стоило, и Бенедикт осторожно, ступая на носочках, хотел было пробраться мимо. Не тут-то было! Храп смолк.

– Ну и чего ты так крадешься? – услышал ангел дребезжащий старческий голос. – Подойти, поговорить со стариком не по чину, что ли, будет?

– Прошу прощения, – пролепетал Бенедикт. – Я не хотел мешать вашему сну.

– Ерунда, – старик качнулся в кресле, – сейчас все равно рекламная пауза. Я тут собрался было начать просмотр пятьсот восьмой серии сна, а эти остолопы из Небесной Канцелярии снова рекламу влепили! Ну и где справедливость?

– Позвольте, я сейчас обойду ваше кресло и представлюсь по всей форме, – предложил Бенедикт, про себя отметив, что он даже и не слышал, чтобы в Канцелярии был отдел сновидений.

– Не позволю, – отрезал незнакомец, но тут его голос смягчился, и он уже на полтона ниже проговорил: – Если попадешь под мой взгляд – окаменеешь. Василиск я. Поэтому стой где стоишь. А что касаемо формы, так я вообще не сторонник формализма. Да и что такое формальное приветствие? – Вопрос был чисто риторический, и ангел это понял, а потому отвечать не стал. Василиск же, будто передразнивая кого, проговорил в нос: – «Как ваши дела?», «Спасибо, хорошо, а ваши?» Знаешь, что это означает в переводе с формального языка на человеческий?

– Нет. – Бенедикт совсем растерялся и не сразу понял, что пытается ему втолковать собеседник. Казалось, только что он был где-то далеко, погруженный в предстоящую беседу с любимой, а теперь вот стоит и выслушивает бред Василиска, посвященный общению.

– В переводе это звучит так: «Провалитесь вы сквозь землю вместе с вашими делами!» – Старик кашлянул и гнусаво продолжил: – «Вы тоже мне отвратительны, и лучше бы эти ваши дела вообще накрылись медным тазом!» Но люди – странные существа, они так никогда не скажут, нет! Они будут танцевать друг перед другом и мысленно проклинать знакомца, подсчитывая каждую потраченную на это ханжество минуту. Я прав?

– Право, я затрудняюсь ответить, – пролепетал ангел, совершенно сбитый с толку таким напором. – Необязательно всегда так – с неприязнью. Бывает же, что люди действительно думают то, что говорят. И чувства испытывают друг к другу самые теплые, и слова их соответствуют внутреннему состоянию.

– Ты думаешь? – Василиск расхохотался. – Да как ты смеешь это утверждать, если ты сам чувствуешь одно, думаешь другое, а сделать собираешься третье?! А?!

– Но позвольте, уважаемый. – Ангел вконец смутился, чувствуя одновременно, что начинает сердиться. – Я всегда говорю правду!

– Не позволю! – снова прогрохотал Василиск. – Скажи, ты кого-нибудь любишь?

– Да. – Ангел тяжело вздохнул. – Я всей душой люблю прекрасную Горгону Медузу.

– Так. Чувство есть – любовь. А что ты думаешь о своей любви?

– Я думаю, что я ее недостоин и только испорчу девушке жизнь своим присутствием, – ответил влюбленный, вздыхая еще тяжелее.

– Хорошенькое дельце, – сказал Василиск и хохотнул, коротко и сухо, но с явным удовольствием. – Уже наблюдаются первые разночтения. Отметим: чувствует, что любит, а несет об этой любви полную несуразицу.

– Но как же так? – воскликнул Бенедикт, пораженный до глубины души. Действительно, чувство любви делало его счастливым и в то же время превращало его в самое несчастное существо на свете. Старик-то, оказывается, не совсем ошибается.

– Не гони лошадей, давай по порядку, – пророкотал Василиск, из голоса которого вдруг исчезло старческое дребезжание. – А что ты своей любимой сказать собираешься? Ладно, не напрягайся, я сам отвечу. Ты собрался ей сказать, что ты, как очень порядочная сво… гм… порядочный человек, жениться на ней категорически отказываешься. И с позиции величайшего свинст… гм… величайшей вежливости объяснишь, что это делается для ее же блага. Так?

– Вы совершенно правы, уважаемый Василиск, – согласился ангел, но почему-то покраснел.

Со стороны его самопожертвование выглядело законченной подлостью. И ангел никак не мог понять, где в его рассуждениях случился логический сбой.

– Вы человек мудрый, многое знаете, – сказал Бенедикт, правильно сопоставив возраст Василиска с его длинной седой шевелюрой, – будьте так добры, объясните мне, в чем я неправ.

– Легко, – согласился Василиск. – Давай-ка, голубок ты мой сизокрылый, сначала расскажи, в чем ты прав.

– Дело в том, что я ужасно невезучий, – начал ангел, – и это невезение распространяется на всех, кто находится рядом со мной…

И Бенедикт поведал внимательному слушателю всю горькую правду о своей несчастливой жизни. Василиск выслушал, и выслушал с предельным вниманием. Когда ангел умолк, он сказал: