Гулящая

Вот из-за горы блеснул крест городской церкви, вот уж синеют рощи, опоясавшие город. Осталось еще три версты пройти. Христя свернула с дороги и уселась под ветвистой липой немного отдохнуть. Отсюда все хорошо видно. Змеей вьется дорога с горы в долину, круто поворачивая то в одну сторону, то в другую. Черные, желтые и зеленые поля упираются в обочины дороги. Светлые паруса теней колышутся над ними, разноцветные блики ведут затейливую игру, а на горизонте они тонут в сизой туманной пелене; эти тени, словно легкие прозрачные облака на ясном голубом небе, распростерлись на многоцветном ковре земли и неторопливо передвигаются вместе с солнцем. Чудесна эта предвечерняя игра света и теней. Воздух, теплый и свежий, так и клонит к дремоте, а звонкая песня жаворонка убаюкивает, гонит мрачные мысли. Утихает боль, забывается обида, горести, тяжкие заботы, и невольно становится легко на сердце… «Вот бы где побыть хозяйке! Тут она забыла бы обо всем… Приду, расскажу ей, как здесь хорошо», – подумала Христя и, вздохнув с облегчением, встала и побрела дальше.

Солнце уже село, когда она вступила на широкую и многолюдную улицу города. Повсюду сновали и суетились прохожие; крестьяне спешили на рынок – был канун базарного дня; кругом стоял шум и гам.

«Неужто хозяин вернулся?» – подумала Христя, взглянув на лавку Загнибиды, и чуть не упала: лавка была открыта. Мурашки побежали по всему телу Христи, сердце тяжело забилось. Что ж он теперь ей запоет?… Она стремглав понеслась домой.

Вот и двор Загнибиды. Тихо здесь, глухо, никого не видно. Христя спешит в дом. Странно, что дверь в сени закрыта. Не заболела ли хозяйка, или ее нет дома? С тревожно бьющимся сердцем она вбежала в сени.

Минуту спустя Христя снова выскочила во двор, бледная, трясущаяся, и пустилась бежать без оглядки.

– О, Боже, Боже! – шептала она, пробегая по улице.

Прохожие с удивлением оглядывались на нее, иные останавливались. «Чего так испугалась эта девушка? Куда она мчится?» – спрашивали они друг друга и, не получив ответа, шли дальше.

Она побежала на базар к лавке и, только очутившись около нее, увидела, что лавка заперта.

– А хозяина не видели? – расспрашивала она окружающих.

– Какого хозяина? Поди ищи!

Обежав весь базар, Христя снова вернулась домой. Угасла вечерняя заря, над городом спускалась ночь, в окнах показался свет. Христя неслась стрелой. У ворот немного постояла, тяжело вздохнула и снова побежала. Наконец она решила пойти к псаломщику.

В хате псаломщика Христя застала семейную ссору. Псаломщица, посиневшая от злости и натуги, во весь голос ругала старого мужа, забившегося в угол.

Христя поздоровалась.

Ей никто не ответил, но она на это не обратила внимания и, как безумная, бросилась к псаломщице.

– Матушка! Идите к нам! Что-то с хозяйкой сталось.

– С какой хозяйкой? – сердито спросила псаломщица.

Христя только ломала руки и тряслась.

– Идите, Христа ради.

– Куда идти? – гаркнула псаломщица. – Вас до черта тут. Куда я пойду, на ночь глядя?

– Тут недалеко… к Загнибиде.

– А что там у вас?

– Не знаю, матушка. Я дома была, в селе… Вхожу в хату, а хозяйка лежит… такая страшная… Боже мой, Боже…

Христя залилась слезами.

– А ведь он вчера вернулся… Подожди, я сейчас, – сказала псаломщица.

Пока она собиралась, Христя выбежала в сени. Слезы душили ее.

В доме Загнибиды уже было светло, когда они вошли во двор.

– Мне страшно. Я не пойду туда… Идите вы сами… – дрожа, говорит Христя.

– Чего боишься? Маленькая, что ли? – крикнула псаломщица и, словно коршун, бросилась в дом. Христя – за ней.

В кухне они застали Загнибиду. Мрачный, заложив руки за спину, он шагал взад и вперед по комнате. На столе тускло горела свеча.

– И ты вернулась? – крикнул Загнибида, бросив на Христю сердитый взгляд. Та, как пригвожденная, замерла на пороге.

– А где Олена Ивановна? – спросила псаломщица.

– На что она вам?

– Нужна! – резко ответила псаломщица и прошла в комнату.

Загнибида взял свечу, чтобы посветить. Но потом поставил ее обратно и, повернувшись к Христе, погрозил ей кулаком; после этого снова взял свечу и ушел в комнату.

Олена Ивановна лежала на спине со скрещенными, как у мертвеца, руками на груди. Глаза у нее были закрыты, под ними – синие мешки, рот перекошен, дыхание тяжелое, хриплое. Все говорило о том, что она доживает последние минуты.

– Олена Ивановна! Олена Ивановна! – тихо окликнула ее псаломщица.

Больная, не раскрывая глаз, слегка покачала головой.

– Я сам не знаю, что с ней, – сказал Загнибида, поднимая свечу, чтобы осветить лицо умирающей. – Оставил ее здоровой, а вернулся – и вот, как видите. – Он коснулся ее руки. – Холодные…

Больная раскрыла глаза, увидала мужа и заметалась на постели.

– Не буду! Не буду! – забормотал Загнибида и отошел в сторону.

– Вы бы за батюшкой послали, – сказала псаломщица.

Загнибида махнул рукой и, опустившись на лавку, поник головой.

– О, несчастье, несчастье! – проговорил он.

В комнате стало тихо, как в гробу. Больная раскрывала глаза, водила руками, тянулась…

– Черный платок дайте! – крикнула псаломщица. – Закрыть глаза.