Гумилев сын Гумилева

Для Гумилева евразийство было не политической идеологией, а образом мысли. Он пытался доказать, будто Русь – это продолжение Орды, а многие русские люди – потомки крещеных татар. Последние пятнадцать лет жизни он потратил на доказательство этой идеи. Русские ученые еще с XIX века спорили о роли монголов в истории русской государственности. Карамзин и Костомаров признали влияние Золотой Орды, а Соловьев считал, что это влияние ограничилось бесчисленными потерями и разрушениями, которые причинили ордынцы Русской земле. Соловьевской точки зрения держался и академик Платонов. Борис Дмитриевич Греков с присущей ему категоричностью заявил: «Не при содействии татар, а именно в процессе тяжелой борьбы русского народа с золотоордынским гнетом создалось Русское государство с Москвой во главе. Не Золотая Орда его создала, а родилось оно вопреки воле татарского хана, вопреки интересам его власти». Долгое время эта точка зрения господствовала в советской науке.

Между тем, по всей видимости, правы были как раз Карамзин, Костомаров, Савицкий, Вернадский и Гумилев. Власть великого князя московского слишком напоминала власть великого хана, а порядки в Московской Руси мало походили на порядки древнерусских вечевых городов, где князь был не самодержцем, а всего лишь должностным лицом, нередко выборным. Символично, что отороченная мехом золотая шапка, которой до XVIII века венчали русских царей, не имела отношения ни к императору Константину Мономаху, ни к Владимиру Всеволодовичу Мономаху, а, вероятно, была изготовлена ювелирами Бухары, Самарканда или Казани где-то на рубеже XIII–XIV веков.

Но история страны и народа намного шире истории государства, а русская культура начала складываться задолго до нашествия Батыя. Да и традиции Золотой Орды со временем слабели, сменялись новыми, пришедшими из Европы идеями, модами, вкусами. Московский Кремль строили итальянские и русские, а не татарские архитекторы. Дворцы и сады Петербурга, Царского Села, Павловска, Ораниенбаума создавали итальянцы, немцы, шотландцы, французы. Какой евразиец найдет в истории русской культуры монгольского Монферрана?

Но культуру Гумилев называл техносферой, царством мертвых вещей и овеществленных идей, а как же быть с живыми народами, с тем самым «евразийским братством», о котором писал Николай Трубецкой, которое много лет защищал Лев Гумилев?

Представления о евразийском единстве, появившиеся в XX веке в умах русских европейцев, воскресли в сознании советских интеллигентов, разочаровавшихся в коммунизме, потрясенных распадом страны, сумгаитским погромом, войной в Нагорном Карабахе, триумфом национализма в Прибалтике и на Украине, в Закавказье и Ферганской долине. В девяностые годы как будто повторилась коллизия начала двадцатых: евразийством решили заменить коммунизм.

Сергей Борисович Лавров болезненно переживал распад Советского Союза, повальное распространение русофобии, агрессивное западничество, презрение к национальным интересам. Лавров и его единомышленники видели в евразийстве оправдание и объяснение ушедшей империи, а главное, идейное и даже научное обоснование строительства новой империи. Жизнь без империи, как тогда казалось, лишилась смысла. Отсюда и популярность экстравагантных геополитических построений, в которых русские почему-то оказывались наследниками не Владимира Святого и Ярослава Мудрого, а Тоньюкука и Бумын-кагана или Бату-хана и Менгу-Тимура.

Между тем современники Куликовской битвы, их сыновья и внуки совсем иначе смотрели на историю и «геополитику» Куликовской битвы: «Пойдем, братья, в северную сторону – удел сына Ноева Афета, от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. И после того посмотрим на земли восточные – удел сына Ноева Сима, от которого пошли хинове – поганые татары, басурманы. Вот они-то на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая – князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, жен, и детей, и всё достояние свое и, заслужив честь и славу мира этого, головы свои положили за землю Русскую и за веру христианскую», – писал автор «Задонщины».