Гумилев сын Гумилева

Главной причиной Туркестанского восстания считается земельный вопрос: власть отнимала земли у местных жителей, в особенности у кочевых казахов и киргизов, и передавала их русским поселенцам, что не могло не вызвать возмущения и даже ненависти. Поводом к восстанию стала мобилизация мужчин на строительство оборонительных сооружений. Сартам и киргизам далекая Первая мировая война была совершенно непонятна и не нужна, ведь германцев и австрийцев они в глаза не видели.

Но ведь была и еще одна причина. Русские устанавливали в Средней Азии привычные порядки, которые азиатам казались дикими, невозможными, неприемлемыми. Например, семиреченский губернатор велел во всех мечетях и медресе вывесить портреты императора. Висят же портреты в гимназиях, так пусть и туземцы уважают государя! В Ташкенте русские пустили трамвай, дело хорошее, но зато предусмотрели в вагонах особые места для людей в «туземной одежде» [49] . В присутствии офицеров и чиновников «туземцы» должны были вставать и кланяться, и неважно, кто этот «туземец» – резвый бача или седобородый аксакал с больными ногами. После того как Туркестан объявили на военном положении, туземцам запретили продавать железнодорожные билеты. Но ведь перед нами тот самый конфликт этнических традиций, что описан Гумилевым еще в «Древних тюрках», «Хуннах в Китае», «Тысячелетии вокруг Каспия». И дело не только в надменности и недальновидности царских чиновников – конфликты вспыхивали и между простыми людьми. Несхожесть стереотипов поведения порождала взаимную неприязнь, высокомерие одних и глухую злобу других.

Особенно дурно складывались отношения между недавними переселенцами из России и киргизами. По словам поэта и переводчика А.Н. Зорина, «…с появлением переселенцев… отношения сразу стали враждебными. Киргизов они называли “собаками”. <…> Между русскими, главным образом новосельцами, и киргизами установились враждебные отношения: со стороны русских явная, а со стороны киргизов скрытая злоба против русских». Пренебрежительное отношение некоторых русских к «азиатам» проявлялось и много лет спустя, уже в советское время.

Из воспоминаний Михаила Ардова: «В шестидесятых годах мой младший брат Борис был актером театра “Современник”. Помнится, летом его включили в группу артистов, которая отправилась в Казахстан “обслуживать целинников”. Сначала они оказались в Алма-Ате и попали там на американскую выставку. И вот мой брат стал свидетелем беседы, она происходила между местным жителем (из русских) и американцем. Наш соотечественник говорил: «Ну что же вы так негров не любите? Линчуете их… Вот мы тут с казахами живем – и ничего, терпим!»

Монархист и демократ

В октябре 1935 года в кабинете следователя Штукатурова Николай Николаевич Пунин дал показания, будто Лев Гумилев «высказывал симпатии принципам монархизма» и считал необходимым заменить советскую власть монархией. О монархизме Гумилева поведал следователю студент истфака Игорь Поляков, а Валерий Махаев, признавший Гумилева «человеком явно антисоветским», еще и уточнил: «Гумилев считал правильным государственным устройством монархию. Однако реставрацию династии Романовых он считал невозможной, так как Романовы себя скомпрометировали. Лучший вариант – это монархия с консультативным советом, состоящим из дворян».

Поверим на слово, допустим, что Гумилев в тридцатые годы был монархистом. При его, казалось, полной несовместимости с коммунистической властью, с миром, в котором ему (вспомним Эмму Герштейн) «не было предусмотрено… никакого места», монархизм Гумилева не удивляет. Но сохранил ли он верность монархизму и позднее?

Уже первое следствие на долгие годы отучило Льва Гумилева разговаривать о политике даже с самыми близкими людьми. А научные работы Гумилева не позволяют причислить его к монархистам, сторонникам олигархии, демократии, аристократии. Нельзя сказать, что сильной руке тюркских каганов и монгольских ханов он симпатизировал больше, чем племенным союзам теле, кыпчаков (где власть хана была ограничена) или карлуков, у которых даже не было ханской власти.

В последние десять лет жизни Гумилев уже мог без страха говорить о политике. Что же стало с его политическими убеждениями? Людмила Стеклянникова называет Гумилева «убежденным монархистом и горячим патриотом». Ольга Новикова тоже считает Гумилева православным монархистом. Но сам Гумилев слова учеников и друзей не подтверждает.

Монархистами могли быть люди, романтически настроенные, утописты и мечтатели. «Реставрации досоветской России быть не может, трамвай ушел…» – говорил Гумилев, разбиравшийся в законах истории намного лучше своих друзей.