Гусь

Главред достиг своего положения во многом благодаря громадной фигуре непомерных размеров. Говорил он мечтательно, сонно, неконкретно, обтекаемо, чем всегда нравился собеседникам, среди которых в какой-то период попались значимые люди, углядевшие в этом человеке-горе́ вероятность яркого пятна на повседневной карте журналистики Аскерии. Главред умел потрясающе слушать. Как утверждают очевидцы, собеседников поражали большие уши, непропорционально выделяющиеся даже на фоне его огромной фигуры. Их необычность состояла в том, что в момент слушания они начинали шевелиться в сторону говорящего, показывая небывалый интерес к его словам. Делал ли это главред бессознательно или, действительно, обладал природным даром абсолютного владения ушными мышцами, никто не знал.

– Великий журналист! – провозгласили как-то значимые люди, не соврав. Он и вправду был велик.

– Большим людям – большие возможности и большие должности! – в ответ придумал главред, занимая самый высокий пост в журналистской среде. – Офисная жизнь – это удел великих! – часто добавлял он, с любовью окидывая взглядом свой кабинет, поправляя падающие с лысеющего лба три легендарные волосинки.

Офисная жизнь в Аскерии текла размеренным, спокойным потоком гарантированной стабильности. Ровно в девять утра окна офисов вспыхивали электрическим светом, знаменуя старт сидению за столиками армии офисных работников, уставившихся в мониторы гаверонов. Часам к десяти часть офисников перемещалась за большие столы для коллективных совещаний. Споры и ссоры освежали скучное сидение за гаверонами. На совещаниях офисники соревновались за новые Достижения, однако с особым рвением хвастались старыми, используя свой рейтинг и баланс как оружие против коллег в борьбе за место под солнцем.

– Да вы ещё пешком под стол ходили, коллега, когда я верстал газету! – с горящими глазами возмущался пожилой человек.

– А у меня три образования с отличием, плюс к этому курсы журналистов при Высшем Аскерийском Климадосте! – возражал молодой человек с потухающим взглядом.

Каждый шёл совещаться по работе, но думал о себе, о своей карьере, о количестве гаверов на счету в гаверодоме, свято помня главные принципы Аскерии, впитанные с молоком матери: «Достигай! Достигай! Достигай!» В офисной жизни это означало обязательно двигаться вверх по служебной лестнице, приобретая новые знаки отличия. Размер гаверона, мягкость кресла, величина офиса – всё это отделяло одних от других, обозначая тотальное неравенство офисных работников.

Журналист газеты «Аскерийские новости» Жаф слыл ветераном офисной жизни. Пройдя хорошую школу печатного слова, Жаф, как никто другой, умел оживлять никчёмные новости, создавать события из ничего, находить содержание в пустоте, словно воду в пустыне. Небольшой рост, природная щуплость ещё с Климадоста приучили Жафа бороться за достойную жизнь. Он привык первым влезать во всё, что могло принести успех, опережая своей юркостью большинство коллег. Длинный нос Жафа со временем стал его гордостью, символизируя профессиональное чутьё.

– Я – Жаф! – говорил он сам про себя. – Первый в каждой щели! Мой длинный нос учует скандальные запахи даже в самых узких местах.

– Послушайте, Жаф! – главный редактор поймал журналиста в коридоре, нависнув над казавшейся на его фоне детской фигурой журналиста. – Давненько от вас не прилетало информационно-бомбовых ударов по сознанию аскерийцев.

Жаф, как опытный боец офисных баталий, понимал, что коридорные диалоги важнее любых совещаний, кабинетных переговоров и прочей официальной ерунды. Коридор нёс на себе оттенок интимности, доверительности, превосходя в значимости даже туалетно-курительное общение, в котором тебя запросто могли подслушать таинственные обитатели кабинок и спины около писсуаров. Коридор оставлял людей один на один, создавая при этом ограничение по времени. В коридорах обычно говорили чётко и по существу. Коридорная правда высоко ценилась Жафом, особенно когда исходила от главного редактора.

– А как же моя статья про пожар и сбежавших странных людей? – удивился Жаф. – Что может быть актуальнее?

– В том-то и дело, что может! – главред поморщился, взяв своей гигантской рукой журналиста за лацкан пиджака.

– О как! – округлил глаза Жаф.

– Стареешь ты! Теперь надо отвлечь Аскерию от странных людей, при этом жёстко, как ты умеешь, так, чтобы мурашки по телу пошли! – главред вздохнул, обдав Жафа приличной порцией ветра.

– Понял! – радостно просиял Жаф. – Есть одна заготовка!

– Ну-ну! – оживился главред.

– Предлагаю повторить «утку» про индюший чёс! Новая волна инфекции! Все опять начнут чесаться и забудут про странных людей! Можно даже сказать, – Жаф творил на ходу, – что инфекция пошла в этот раз из палаточного лагеря, объявить их очередными разносчиками опасного заболевания. Во-первых, аскерийцы начнут сторониться странных людей. Кому охота заразиться. Во-вторых, какие уж тут странные люди, когда индюший чёс. Чесотка всяко сильнее жалости к попрошайкам!