Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева

Маррахо отводит глаза от того, что плюхнулось в сырой песок, слоем покрывающий доски палубы, и снова разглядывает линию союзных кораблей. В конце концов, мысленно рассуждает он, начальники и офицеры знают свое дело и знают врага, который уже совсем недалеко. Вот, говорят, и капитан «Антильи», дон Карлос де ла Роча, тот невысокий, седой кабальеро – весь такой аккуратный, чистенький, с виду вовсе не храброго десятка, – что совсем недавно произнес им речь (этак напрямик, без обиняков: ежели кто струсит, расстреляю, ну и все такое прочее), так вот, когда-то он, командуя тридцативосьмипушечным фрегатом «Санта-Ирене», целых пять часов бился у мыса Санта-Мария с «Кассандрой», сорокапушечным фрегатом Его британского Величества, и таки заставил ее спустить флаг. Капитан, говорят очевидцы, не такой человек, чтобы рисковать зазря. Скорее наоборот: он набожен, осторожен и во всем следует уставу. Но он хороший моряк, и если уж нужно драться, то всегда пожалуйста. Тогда, в той истории с фрегатами, он почти весь день и всю ночь пытался удрать от англичанина, а тот гнался за ним по пятам, и на рассвете, поняв, что уйти просто так не удастся, капитан велел быстренько устроить молебен на палубе, потом развернулся и ринулся в бой, и слава богу, что команда у него тогда была такая, как надо. Говорят, он был и в Гибралтаре, и в Тулоне, и у мыса Сан-Висенте. А еще говорят, что недавно у мыса Финистерре, в бою с эскадрой английского адмирала Колдера, «Антилья», воспользовавшись просветом в тумане, открыла такой огонь по его «Виндзор Каслу», что тот покинул строй, чуть не разваливаясь на куски, а из его шпигатов текла кровь, как по статуе Eccehomo[65] в Страстной четверг. Потому что англичане, несмотря на весь свой опыт, дисциплину и артиллерию, оказываются не такими уж непобедимыми, когда им противостоят корабли с хорошими командирами и отважными людьми. Хоть и не слишком часто, но бывало, что французы с испанцами крепко задавали им перцу. Не раз и не два. Говорят, сам Нельсон, несмотря на все свои пышные титулы – победоносного адмирала Нильского[66]

и все остальные, – когда ему вздумалось померяться с нами силами на Канарах, оставил там руку (гуан-арм-кат[67] – кажется, так они это говорят), и ему пришлось снова грузиться на корабли и удирать, поджав хвост, а по пути думать, как отстирать свои английские панталоны. Заходите еще, мистер. Бум, бум, бум. Всегда рады, йес-вери-гуэл[68]

, мать твою растак и разэдак. Типичная спаниш сангрия, ю-андерстан?[69] Вот с такими мыслями в голове Маррахо смотрит на английские паруса и думает, колеблясь между той и этой затаенной злобой, о прикрытой синим сукном спине старшего лейтенанта Макуа, в которую он воткнет перо при первом же удобном случае. Ну, в общем-то, заключает он. Лично он ничего не забыл на этой посудине: ни на этой, ни на какой другой, и на самом деле единственное, чего ему хочется, – проделать еще одну дырку в кафтане этой сволочи, офицера, но все же так, между делом, было бы совсем неплохо чуток приласкать англичан, поубавить им спеси и наподдать так, чтобы дым пошел из-под париков у этих комплесантс-хасбенс[70]

, или как они там лопочут на своем инглише.

– Нужны пятеро добровольцев. На первой батарее не хватает людей.

Маррахо поднимает руку не задумываясь. Я. Первая батарея – волшебные слова: ведь именно там обретается дон Рикардо Макуа. Его бесценный дон Рикардо Макуа. А кроме того, уроженец Барбате знает о море, конечно, мало, но вполне достаточно, чтобы понять: когда ядра, пули и картечь начнут сметать с палубы все живое и неживое, толстые дубовые бока «Антильи» там, на батарее, защитят его лучше, чем хлипкие парусиновые койки (матросские гамаки, скатанные и уложенные в ящики вдоль бортов[71]) и сети, которые несколько молоденьких, ловких, как обезьянки, юнг, забравшись на верхотуру, заканчивают натягивать над палубой для защиты людей от реев, блоков, цепей, кусков железа и металла, деревянных обломков и всего того, что начнет валиться сверху, когда завяжется бой. Надсмотрщик Онофре смотрит на Маррахо с подозрением:

– Ты что, разбираешься в пушках?

– Еще как!