Гувернантка с секретом

Однако, откинув наконец крышку, я снова ахнула и даже отпрянула от содержимого. Внутри на бархатной подушке покоились те же бриллианты, что и у меня на пальце, – гарнитур из колье, серег, шпилек для волос и нескольких предметов, которым я и найти применение вот так, с ходу, не могла… Он меня с ума сведет, мой жених.

Подперев голову руками, я еще минуты две сидела, глядя на радужно сияющие камни, прежде чем решилась прикоснуться хоть к чему-то. И тогда только мне на глаза попался сложенный пополам бумажный лист – записка, прикрепленная к крышке с внутренней стороны.

На углу Пречистенки и Лопухинского переулка.

Несмотря на столь сухое и лаконичное послание, сердце мое радостно забилось – и тот небрежный кивок на прощание стал понятен. Ильицкий рассчитывал увидеть меня вновь, и очень скоро. Тотчас я бросилась приводить себя в порядок, чтобы уже через полчаса шагать по освещенной фонарями Пречистенке. Обратно в дом я рассчитывала войти через черную лестницу, для чего тайком позаимствовала у Аннушки ключ от кухонной двери.

До назначенного места следовало пройти буквально полсотни шагов, и улица даже в этот час была довольно оживлена, чтобы мне чего-то опасаться. Однако я была уверена, что Ильицкий все же не позволит мне идти одной, потому и не удивилась, когда услышала за спиной шаги. А после меня уверенным жестом взяли под локоть.

– Евгений Иванович, все недосуг было спросить… – сказала я, когда удостоверилась, что это действительно он, – вы, судя по всему, богаты?

– Как вам сказать… – хмыкнул он. Мы в этот момент поравнялись с открытой коляской, и Евгений шагнул к ней, открывая для меня дверцу. – В наследство от родных мне достались апартаменты на Малой Морской улице в Петербурге, да и оклад преподавателя Николаевской академии весьма неплох, должен вам заметить. Однако радовать вас бриллиантами так часто, как вы этого заслуживаете, я не смогу. Что касается этого гарнитура, то он фамильный – уже несколько поколений Ильицких дарят его своим невестам в честь помолвки. Я посылал за ним человека в Петербург.

Узнав, что сей гарнитур покупался не специально для меня, я, как ни странно, испытала облегчение. Поскольку тратить на безделушки целое состояние вовсе не казалось мне здравым поступком.

– Только сапфир заказывал специально для тебя, – сказал Евгений, сжимая мой локоть чуть сильнее. – Мне показалось, он почти так же хорош, как твои глаза.

Я в который уже раз с нежностью поглядела на синий камень и улыбнулась.

– Он необыкновенно хорош. Лучше всех прочих фамильных ценностей, – негромко ответила я. А потом спросила: – Не расскажешь, куда мы едем?

– А куда бы тебе хотелось? – тоже спросил Ильицкий, как-то странно ухмыльнувшись.

Я несколько смутилась. Стыдно признаться, но я в свои девятнадцать с лишком лет еще ни разу не была на свиданиях. Rendez-vous[60] с Кошкиным в Ботаническом саду не в счет. Так что я весьма смутно представляла, куда люди ездят во время свиданий… Была, правда, одна идея, но я не собиралась ее озвучивать, потому как имелась вероятность, что в этом случае Женя сочтет меня распущенной.

Впрочем, Ильицкий уже передумал давать мне право выбора.

– Хотя не мучайся, – сказал он, – считай эту поездку еще одним сюрпризом. Готов спорить, тебе понравится даже больше, чем сапфир.

– Уверен?

Ильицкий отметил, должно быть, игривость моего тона, но сам был предельно серьезен теперь:

– В нашу ловушку в госпитале кое-кто попался.

Глава тридцать восьмая

Вход в госпиталь охраняли двое полицейских, которые, впрочем, без разговоров пропустили Ильицкого внутрь – кажется, сегодня он уже успел здесь побывать и его узнали. Идти далеко нам не пришлось: за первой же неплотно прикрытой дверью я увидела Кошкина и стоящего у стены Полесова Георгия Павловича.

Прежде, чем я успела шагнуть в кабинет, Ильицкий придержал меня за локоть и приложил палец к губам, давая понять, что мешать им не следует – лучше подождать здесь, у двери, тем более что и отсюда все было прекрасно видно и слышно. Я молча согласилась.

Выглядел Полесов неважно: съехавший набок галстук, надорванный ворот сорочки, взъерошенные волосы – кажется, полицейским потребовались усилия, чтобы его задержать. Смотрел он на Степана Егоровича хмуро, с выражением величайшего презрения на лице.

– Объяснитесь! – рявкнул он в сторону Кошкина. Полесов выше задирал голову, но отчего-то выглядел при этом еще более жалко. – Что здесь происходит и по какому праву меня?…

– Не горячитесь так, Георгий Павлович, – невозмутимо оборвал его срывающийся голос Кошкина. – Не кричите и присаживайтесь, я прошу вас.

– Нет, я не сяду!.. – снова выкрикнул Полесов, но стоявший подле полицейский, неделикатно надавив ему на плечо, заставил опуститься на стул.

– Присаживайтесь, – продолжил Кошкин, – и лучше вы мне объясните, зачем вы явились сюда.

– Так… навестить Катю, – Полесов изумленно поднял брови, – Катюшу Карасёву, нашу няню. Это все какая-то ошибка, верно…

Кошкин на это вдумчиво кивнул.