Harmonia cælestis

В основном он рассказывал о древних венграх. А может, о гуннах. О королевиче Чабе, который скакал на коне с копытами, покрытыми звездной пылью. И даже имитировал цокот, когда королевич Чаба мчал по асфальту в Дёндёш или, допустим, в Хатван. Цокот копыт по асфальту — в этом отцу равных не было. Мы тоже этому научились, я мог бы продемонстрировать. Но имитировать целый духовой оркестр как минимум из шести музыкантов, с тарелками, тромбонами, или как там их называют, умел только наш отец, но для этого он должен был быть или в очень хорошем расположении духа, или в легком подпитии.

А еще он классно пародировал венгерских швабов из Будакеси:

— Путакес, Путакес — там есть мой том, мы с коровой фтвоем молоко таем, у коровы мешту нок есть пальшая круть, ната рати молока эту круть тянуть.

Кто такая корова, к тому времени мы уже знали, корова — это корова, ха-ха!

Для каждого из нас — своя сказка. Для меня — королевич Чаба и звездная пыль, для младшего брата — сапоги-скороходы, а для сестренки — прививка от столбняка (ха-ха-ха). Каждому свое. Я так думаю. Мой брат очень любит болтать и готов разговаривать с каждым встречным и поперечным (он таким и остался). А сестренка все время плачет, то из-за воспаления среднего уха, то животик болит, то просто так, не поймешь отчего. Я строю ей рожицы, чтобы она не плакала. Кладу на голову сухой лист и жду, пока он упадет, и тогда сестренка смеется, смеется; я катаю ее по двору и у дома в коляске — вся улица диву давалась: детская коляска, и на рессорах, что значит графья, — тем временем мой брат качается на качелях с Фреди Бакалейщиком, и я слышу, как он рассказывает ему про королевича Чабу и звездную пыль, цокает языком, демонстрируя, как конь королевича Чабы скачет с ним по асфальту в Дёндёш или, допустим, в Хатван.

Я требую прекратить рассказ, потому что это моя сказка, моя история, а моя история — это моя история. Но он продолжает. Я отталкиваю его, он ударяется в рев, Фреди толкает меня, хохочет, моя история уже у него в голове, в глазах у меня темнеет, и я набрасываюсь на него с кулаками, бью коленями и пинаю…

— Перестань! Хватит! Хватит! — …но я не в силах остановиться, не могу, потому что, если я перестану, они отнимут у меня историю и будут потом рассказывать ее сами.

Фреди отталкивает меня и с воплями убегает.

— Граф хочет убить меня! — блажит он. — Граф хочет убить меня!

Я не знаю что делать, потому что еще никогда никого не хотел убить, мой брат сидит на качелях и испуганно хлопает зенками. Все еще плачет.

— Братец, не убивай меня, пожалуйста, только не убивай, ну пожалуйста, братец!

Он выглядит настолько беспомощным, что я обнимаю его и помогаю спуститься с качелей. Он обхватывает меня за шею.

— Обещаю, я никому не буду рассказывать твою сказку, никогда, — жарко шепчет мне на ухо брат. — И Фреди не буду рассказывать про королевича Чабу.

Мне хочется засмеяться, но я не могу: сестренка в коляске опять начинает плакать, а на площади уже темно, так что нет смысла показывать ей рожи и ронять с головы сухой лист, все равно не увидит.

Вечером мать спросила, что я сделал с этим беднягой Фреди Бакалейщиком.

— Здесь была его мать. Прекрасная женщина. Я не знаю, что бы мы делали без нее.

Мой братишка тут же вступается за меня, говоря, что я вовсе не собирался убивать Фреди, и даже его не хотел убивать, и, наверно, вообще никого. Наш отец обрывает его и, усадив на колено, «оп-ля, поскакали», начинает качать.

— Пойди к Фреди и попроси прощения, — говорит мать.

— Ты хочешь просить прощения у Фреди? — вмешивается отец.

— Не хочу.

Мои родители смотрят друг на друга.

— Фреди — хороший мальчик. Он только качал на качелях твоего брата. Разве не так?

— Он хотел украсть мою сказку про звездную пыль.

— С чего ты взял, старина? — пристально смотрит на меня Папочка. — Фреди история королевича Чабы ganz egal[145]

, у него есть своя сказка. В сто раз больше сказок. Ведь этот мальчик еврей.

— А что значит еврей?

— Еврей… — отец усмехается, — …евреи — это такой народ, у которого собственные истории. Не нужен им королевич Чаба. У них есть Моисей. Есть Самсон.

— Самсон — это кто?

— Я потом тебе расскажу, если ты сейчас сходишь к Фреди.

Но про Самсона он так никогда и не рассказал.

140

Лет через десять мой брат прогуливался с моей матерью по бульвару Св. Иштвана. Они шли мимо кафе «Луксор». Брат вырос в тот год на пятнадцать сантиметров. Он вел Мамочку под руку. Они притворялись, будто мать была зрелой женщиной, а он молодым человеком. У Мамочки тогда еще не был раздут живот, она еще не носила парик и частенько даже принаряжалась — особенно мы тащились от ее канареечно-желтого вызывающего костюма, который она носила с тюрбаном. Тюрбан чем-то напоминал ее курение: он показывал нам не ту женщину, которую мы привыкли видеть каждый день.