Эмма даже не поняла, что прошла уже неделя со дня похорон. Понимая, что ее выдержка на исходе, прогибаясь под непроходимой болью, она ударилась в работу, полностью погрузившись в нее, почти не вылезая из участка днями, возвращаясь домой уже поздно ночью, чтобы, не думая ни о чем, просто упасть прямо в одежде и уснуть. Таким образом она лишала себя возможности погружаться в себя и снова переваривать события минувшего месяца. Все произошло слишком быстро, смешавшись в один большой клубок боли, который снова и снова напрягал ее нервы, не давая продолжать нормально жить, но она боролась с собой, давая волю чувствам только ночами, даже толком не осознавая этого, просыпаясь на утро на влажной от слез подушке.
Работа и воспитание Генри три дня в неделю заняли всю ее жизнь. С понедельника по обед пятницы она работала, просто не допуская внедрения личных проблем в ее жизнь, разбирая преступления, иногда отвлекаясь на рассмотрения истории с Голдом, так как пообещала себе, что разберется во всем без Киллиана, если он не успел. А остальные два с половиной дня она была у матери, гуляла с Генри, играла с ними, учила читать, рассказывала сказки перед сном, таким образом стараясь восполнить все время, что отсутствовала на работе. Сын, заметно изменившийся за это время, научился мириться с состоянием матери, всячески стараясь ее порадовать очередной поделкой, с особым усердием слушая ее объяснения и трепетно желая учиться.
Только иногда ребенок, в очередной раз проводив мать, украдкой доставал из-под подушки рисунок и, сев на подушку, долго смотрел на него, кусая губы. На нем были изображены Эмма и Киллиан, которые стояли с двух сторон от него и сжимали его руки. Широкие, кривые и такие счастливые улыбки на пол-лица делали рисунок веселым, пытаясь передать радость изображенных персонажей, но Генри не мог сдержать слезы, то и дело шмыгая носом, водя пальцем по соединенным рукам нарисованных фигур, а на написанное сверху слово «семья» падали робкие детские слезы. Но стоило только ему услышать шаги бабушки, мальчишка прятал рисунок, словно ценность, изображая, что уже спит, почему-то не желая ни с кем делиться своим сокровищем.
Нил почти свыкся с коляской, научившись управляться с ней самостоятельно, постоянно ворча из-за того, что теперь не может выезжать на вызовы, которых ему так не хватает, что он вынужден ожидать информацию в участке, как какой-то инвалид, на что Грэм и Дэвид с улыбками припоминали ему, как он злился из-за постоянных вызовов и мотаний по городу. Эксперт в ответ только пыхтел и, захватив свои бумаги, гордо выезжал из кабинета, бормоча что-то себе под нос.
В какой-то день Эмма, не выдержав, решительно постучала в кабинет Бута во время обеденного перерыва и, услышав разрешение войти, открыла дверь, глядя на начальника, который смотрелся очень комично с детским йогуртом в руках.
— А, Свон, — оживился он, вытерев губы, и указал ей на стул, пододвинувшись ближе, — все никак не поймаю тебя, чтобы нормально поговорить. Все ты в работе, то в архивах, то на вызове, то по городу носишься. Не слишком больная нагрузка? Ты что-то бледная.
— Я в порядке, — отозвалась она, выдавив сухую и безэмоциональную улыбку, — я хотела поговорить с Вами, сэр. Дело в том, что я… я хочу уйти, — произнесла она с заминкой, тряхнув волосами, — у меня растет сын, и я хочу заниматься его воспитанием. Я и так слишком многое пропустила из его жизни, и того, что я делаю сейчас, недостаточно, чтобы восполнить все. Я хочу быть ближе к нему, а с такой работой, которая находится к тому же далеко от дома, я ничего не смогу сделать. Поэтому я и хочу уйти.
— Эмма, — мужчина медленно поднялся и, обойдя свой стол, сел напротив нее, сжав ее руку, — я понимаю, что ты сейчас переживаешь тяжелые времена, что поступаешь слишком резко, так как эмоции обострены, но ты не должна думать одним лишь желанием. Ты ценный работник, Свон, один из лучших, тебя ждет блестящая карьера, если ты готова ее принять, а ты, я уверен, готова. Может, тебе нужен отпуск, время, чтобы все переварить и обдумать, и я готов дать тебе его, ты его заслужила. Но в то же время… — он помолчал, кусая губы, — ты мать, и желание проводить время со своим ребенком естественно, и я не смею указывать тебе. Ты должна сама принять решение, а я в любом случае его приму. Но, пожалуйста, обдумай то, что я тебе сказал.
— Спасибо, — кивнула Эмма и вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.
— Мам! — закричал Генри, поднявшись на горку. — Смотри, как я сейчас съеду!
— Смотрю, — улыбнулась Свон, обхватив себя руками.
Поежившись, девушка переступила с ноги на ногу, недовольно поморщившись от порыва холодного ветра. Погода уже третий день играла с ними, то заставляя раздеваться и ходить в шортах, изнывая от жары, то вынуждая лезть на антресоли за теплыми куртками.