Hassliebe. Афериsт (СИ)

Прекрасно понимая, что Эмма не выдержит и придет, он прислонился к стене в нескольких метрах от мусорных баков, мысленно считая. И когда девушка, сжимая в руке пакет, показалась из-за угла, он довольно хмыкнул.

— Почти минута, Свон. Ты долго.

— Ты идиот?! — зарычала она, выбросив мусор и толкнув его в грудь. — Никто не должен знать, а ты…

— Хей, осторожнее, капитан, — обворожительно подмигнул он ей, подавшись ближе, опаляя ее губы дыханием, — я люблю грубость, забыла?

— Никто не должен знать о нас! Прекрати прикалываться, это не шутки!

— Почему? — Киллиан вскинул бровь. — Потому что ты невеста? — он кивнул на ее руку, и блондинка словно впервые посмотрела на свое кольцо и пошатнулась, ухватившись рукой за стену.

— Боже… Грэм…

— К черту его, — прошептал он и, резко перевернув ее, вжал в стену бедрами, позволяя почувствовать свое возбуждение. Краска снова прилила к ее щекам, когда скользнула взглядом к его штанам и облизала губы. — Куда сегодня — ко мне или к тебе?

====== 30. ======

Время словно остановилось. Эмма поняла наконец значение выражения «меж двух огней»: днем она улыбалась всем, обнимала Грэма, позволяя ему щебетать о предстоящей свадьбе, которую они еще не планировали, с сомнением смотрела на хмурого Нила, откликалась на шутки Дэвида и избегала, насколько могла, Киллиана. А ночами они тонули друг в друге, теряясь в страсти и забывая обо всем. Она понимала, что поступает неправильно, что у нее есть жених, который ее, как ни странно, все же любит, что она невеста, так как приняла его кольцо, но в то же время она попросту не могла оторваться от этого голубоглазого мужчины, который всего за пару дней умудрился перевернуть ее жизнь с ног на голову. Она никогда не знала, что ночи могут быть такими длинными, поцелуи такими страстными, объятия такими жадными, а чувства такими сильными. Просыпаясь ночами, она поднимала голову и подолгу следила за тем, как поднимается и опускается грудь Джонса, как легко дрожат его веки, как он ворочается во сне, что-то бормоча и скрипя зубами. Иногда ей становилось страшно, но она боялась не его, а за него. Она полюбила преступника и теперь боялась за его жизнь, за его судьбу и будущее, ведь на его совести десятки забранных жизней.

Убийства не прекращались, такие же жестокие и таинственные. Дэвид и Грэм бесились, Нил качал головой, попросту уходя в свой кабинет, а Киллиан, оставшись с Эммой наедине, рассказывал ей, чем заслужила смерть та или иная жертва. Несмотря на то, что это было именно убийство, Свон со временем научилась понимать, что это было сделано во благо, во благо других людей. Понимая, что не может поделиться этой информацией с другими, она сама окуналась в прошлое и настоящее жертв Джонса, находя самые неприятные и мерзкие подробности. С каждым разом она убеждалась в том, что богачи ни перед чем не останавливаются, лишь бы заполучить как можно больше денег себе в карман. Она начинала по-настоящему ненавидеть их, прекрасно понимая чувства Киллиана.

Кроме того Эмма почти забыла, какими были ночи с Миллсом, потому что каждая ночь с Киллианом могла перекрыть все годы отношения с ее женихом. Грубый, резкий, неугомонный, развратный, Джонс влек ее все сильнее и сильнее с каждой близостью, и она только ненавидела себя за то, что так долго терпела, оттягивая столь сладкие ночи. Игнорируя болящее тело, прикрывая царапины и синяки рубашками и водолазками, она понимала, что готова терпеть все прихоти Киллиана ради того, чтобы ночами просто прислушиваться к его дыханию и следить за его сном.

Никогда не было каких-то глубоко романтических признаний, клятв, даже банальных слов привязанности. Казалось, Киллиан просто не привык открывать свои чувства, вечно холодный, уверенный, сильный, он перекрывал ее стоны сладостным названием ее имени, и она утопала в его глазах, в которых в моменты страсти словно бурлило электричество.

Август пришел в себя и, вернувшись на рабочее место, с прежним усердием начал давить на них, вынуждая копать все глубже и глубже в поисках убийцы. И Эмма порой не понимала, как Киллиан так спокойно и отстраненно может обсуждать совершенные им убийства. Он всегда говорил все по делу, одновременно не пересекая черту и не вызывая хотя бы малейших подозрений. Та запись, по которой его опознал Нил, была уничтожена, большая ее часть, на которой можно было поймать лицо. И для Свон до сих пор было загадкой — как Кэссиди определил по некачественной черно-белой записи лицо Джонса? Сама просмотрев запись, она поняла, что если бы и догадалась, кого она видит на экране, то точно не с первого раза, а может быть и вовсе не узнала бы.