Heartstream. Поток эмоций

Пока. Мысленно себя поправляю. Я пока не сказала Райану. Он был бы здесь со мной, я уверена. Я чувствую легкий укол вины за то, что скрываю это от него. Я скажу ему, только… Ну правда, это моя матка и мои гормоны, и я хочу привести мысли в порядок, прежде чем сообщу ему.

В углу целуются две женщины. Я не сразу поняла, что они здесь вместе. Старшая, с прокравшейся на виски сединой, мягко качается на стуле. Она выглядит так, словно знает, что это ее последний шанс.

Стул с грохотом опрокидывается, и девушка с крашеными дредами срывается в туалет. Мы все с сочувствием смотрим на нее. У меня, по крайней мере в данный момент, тошнота в прошлом.

Но я, наверное, должна быть благодарна за двухнедельную брейк-данс вечеринку в животе, так как именно она в конце концов насторожила меня. Сиськи болели, я была измотана, но думала, что просто болею. Бледная, как зомби, пошатываясь, я вошла в гостиную, потягивая боврил[2] — мама рекомендовала его как средство от расстройства желудка. По телевизору взволнованная белокурая женщина влетела в туалетную кабинку, где ее настигла рвота фонтаном, которая конкурировала с моим собственным эффектным блеванием.

— Что ты смотришь? — спросила я маму.

— Понятия не имею, — ответила она и открыла меню телевизора: «Залетела и попала». Она пожала плечами и с хрустом съела очередной чипс. — Помню, как мучилась утренней тошнотой, когда была беременна тобой. Кэт? Все хорошо?

Но я не могла ничего ответить. Я застыла на месте, а боврил стекал по лицу, словно я попала под мясной дождь.

Мне даже в голову это не приходило. Я принимала таблетки. Начала задолго до Райана и наших с ним отношений. Когда я стала задумываться над этим всерьез, я никак не могла вспомнить, пила ли я таблетки каждый день, месячные у меня были слабыми, но все же они были, так что…

— Все в порядке, мам.

Честно говоря, только на следующий день, когда пятый тест на беременность показал мне то же, что и четыре предыдущих, я поняла, что солгала. Я уставилась на маленькие синие полоски на тесте, горло обжигала паника. Райан, мама, школа, Эви — мой мир превратился в ураган вопросов, а ответов на них не было.

Громкий писк дисплея словно спицей пронизывает ухо: «Мисс Ипполита Ричардс».

Я поднимаюсь с сиденья, морщась от звука, который издают мои мокрые бедра, отрываясь от полиэтилена. Некоторые женщины постарше смотрят на меня украдкой. Кажется, я здесь младше всех, и я вдруг ощущаю мучительную пустоту в правой руке.

— Мисс… Ричардс, верно? — У доктора такая борода, что, связав из нее одежду, можно было бы согреть половину бездомных Лондона.

— Миссис, — поправляю я его. Если уж представляешься выдуманным именем, можешь использовать его как угодно.

— Ипполита, эм, — говорит он.

— Да, — отвечаю я.

— Королева амазонок, — он ухмыляется. Ему хочется покрасоваться. — Вперед, по коням!

— Точно.

— Родители любят классику, да?

— Эм… да. Они, эм… обожают такие вещи.

Он даже бровью не повел: наверное, многие приходили сюда с вымышленными именами, дело вовсе не в моих выдающихся артистических способностях.

— Я доктор Дженкинс. Пожалуйста, ложитесь вот сюда, — он прокрутил несколько страниц на мониторе. — Когда у вас были последние месячные?

— Они не прекращались. — Он поднял на меня взгляд. — Но я сделала кучу тестов, и все они утверждали, что я беременна. — Короткая вспышка надежды. — Это могло быть ошибкой?

Из него вырвался какой-то лающий смех.

— Не волнуйтесь. Я уверен, вы беременны. Можете поднять кофту? Расстегните, пожалуйста, шорты и чуть спустите их, чтобы я мог посмотреть низ живота.

Он заправляет салфетку мне за пояс, надевает перчатки и мажет мой живот желе, похожим на концентрированную арктическую талую воду. Я покрываюсь мурашками.

Он замечает мою дрожь:

— Я знаю, извините. Немного холодит.

Невольно вздрагиваю, когда он касается датчиком моей кожи. Через меня проходит легкий электрический разряд, и я чувствую, как каждый удар моего сердца пульсирует в челюсти. Он перемещает палочку туда-сюда, чуть наклонив голову набок, словно он — грабитель, а моя матка — сейф, который он может взломать. Потом до меня доходит, что так он смотрит на монитор компьютера. Я не знаю, сколько времени прошло. Около 3 657 955 лет, судя по количеству моих сердцебиений. Волна чувств — отчасти облегчение, отчасти разочарование — накрывает меня. Тесты были неверными. Ребенка нет. Ничего не изменилось. Все хорошо.

А потом я слышу это.

Кажется, что звук исходит из динамика на стойке рядом со мной, но я знаю, откуда он на самом деле. Устойчивый, но быстрый, перегнавший мой бешеный пульс.

Сердцебиение. Сердцебиение второго человека. Внутри меня.

Я не могу дышать.

— Миссис Ричардс?

Я не отвечаю.

— Простите, миссис Ричардс?

Я моргаю и смотрю вниз. В девяти дюймах от моего лица появляется белое пятно, и когда я, только заметив, что плачу, смахиваю слезы и вытираю запотевшие очки, то понимаю, что это коробка с салфетками. Чтобы дотянуться до нее, мне нужно высвободить руку с подлокотника.