Homeland. Игра Саула

Дома тянулись от самого края долины в глубь пустыни. Здесь каждый мужчина не расставался с «АК-47», даже если выходил по нужде. Женщины носили абайи. Вдоль дороги – двухполосного шоссе – располагались магазины, заправка и медресе в старом каменном здании, что сотни лет назад служило синагогой. Над входом каким-то чудом до сих пор уцелела рельефная звезда Давида.

Моя посуду и подметая полы, Броуди вспоминал, как сам в детстве перенес ветрянку. Болел он тяжело, все тело – ладони, веки, даже пенис – покрылось язвами. Они жутко зудели, и мать надела Броуди рукавицы, чтобы он не расчесывал болячки. Отец же подарил ему штык «М7».

– Спасибо, папа, сэр, – лихорадочно прошептал Броуди.

– Пойдем в поход, вдруг пригодится, – улыбаясь, сказал в ту ночь Ганнер, а маленький Ник крепко, стараясь не обращать внимания на боль, заснул. Он вообразил, что отец изменился и что они скоро правда пойдут в поход и будут жарить зефир. Правда, когда ему сделалось лучше, отец вскоре напился и чуть не убил их с матерью тем самым штыком. На следующий день Броуди закопал клинок на заднем дворе. В поход они так и не отправились.

Броуди поражался, откуда ветрянка пришла в Акру: город от окружающего мира отделяла пустыня. Ничего похожего на это место Броуди прежде не видел: зеленая долина, каменные дома на горном склоне – это был просто сказочный город. Бывали моменты, когда Броуди не удивился бы, если бы птицы заговорили по-человечески, а на рынок вместе с остальными людьми пришли их давно почившие предки.

Как-то ночью, когда Броуди читал на кухне Коран, пришел Абу Назир с женой Насрин.

– Как мальчик? – спросил Броуди.

– Хвала Аллаху, ему лучше, – ответила Насрин, устало потирая глаза. Она днями не отходила от кровати сына.

– Я восхищаюсь тем, как вы о нем заботитесь.

Насрин как-то странно на него посмотрела.

– Разве можно не любить собственное дитя?

«Папашу моего спросите», – про себя сказал Броуди.

* * *

Все тут было другое. С Броуди впервые обращались как с равным, как со своим: у него появилась отдельная комната в отдельном доме. Не изменился один только Афзаль – этот по-прежнему неусыпно следил за Броуди.

– Ты что, думал, мы не видели тебя с туркменкой? – спросил однажды сторож. – Ты правда хотел одурачить нас? Как будто туркменская шлюха может перехитрить араба!

Днем, свободный от дел, Броуди читал Коран, продираясь через тернии арабской вязи, и бродил по двору, гулял в саду Абу Назира. Всюду за ним следовал Афзаль с «АК-47» наготове.

Броуди чуял: что-то готовится. Он, правда, не мог понять, что.

По ночам Броуди видел сны. Акра была как раз таким местом, где сны и реальность переплетаются: однажды Броуди привиделась Джессика: как живая, она словно вошла к нему в комнату.

Джесс, в неглиже, как тогда, когда они отмечали медовый месяц. На две ночи остановились в номере «Би-эн-Би» в Олбрайтсвилле, что в горах Поконо: стеганое одеяло с сердечками, старушка-владелица миссис Дженсон, что улыбалась им за завтраком, а когда они покидали номер, сразу же выключала кондиционер.

Или другая Джесс – та, что сидела на койке в родильном доме, с Даной на руках. Она с удивлением смотрела на Броуди, который примчался с работы на складе в Аллентауне, где вкалывал на погрузчике.

И хуже всего – Джесс, как в ту ночь, в их маленькой квартирке, когда Броуди сообщил о решении записаться в морпехи. Майк тоже там был – как всегда, держался в тени. С Джессикой Броуди даже не посоветовался. Только накануне вечером обсудил вопрос с Майком, за пивом в таверне «У Вуди».

Работы и так было мало, а кризис двухтысячного года лишил и ее. Броуди уже не мог платить за учебу в общественном колледже, и диплома учителя ему было теперь не видать. Да и какой смысл был учиться? Из-за проблем в бюджете школьный округ больше не принимал никого на работу. Вообще нигде на работу не брали.