Homeland. Игра Саула

Кроме армии. Для Броуди, сына старшего уорент-офицера второго разряда Мэриона Броуди, выбор, куда идти служить, казался очевидным.

– То есть, в морпехи? – сказал Майк.

– Semper fi[27]. – Броуди допил пиво.

– Ну, без меня ты все равно никуда не пойдешь, братан, – ответил Майк и стукнул его кулаком в плечо. – Один вопрос: как сказать женам?

К тому времени Майк успел жениться на Меган.

Когда Броуди и Майк пришли из вербовочного пункта, Джессика плакала.

– Даже меня не спросил, Броуди. Как ты мог?

– Джесс, это верное дело, там платят, и страховка есть. – Он прижал ее к себе. – Бетлехем мертв, все тут умирает. Мне больше ничего не оставалось, Джесс. Ничего.

Жена отстранилась от него: глаза мокрые, нос красный, но даже такая она все равно была для Броуди самой красивой.

– Армия своих в беде не бросает, Джесс, – сказал он, взглядом ища поддержки у Майка и Меган.

– А если тебя убьют, Броуди? Кто о нас позаботится?

Тут раздался громкий визг, и все, обернувшись, увидели в дверном проеме Дану – ей тогда было лет пять…

Дрожа, Броуди пробудился. Он был в Акре, и вот сейчас до него дошло: домой он уже не вернется. Никогда не увидит ни жены, ни детей. Он по всем статьям потерпел неудачу: как мужчина, как муж, отец и морпех. Он столько прошел в плену и выжил – и все ради чего? Кто он? Кем стал?

Упав на колени, Броуди стукнулся лбом о пол и стал молиться: «О Аллах, я больше не выдержу. Я даже не знаю, слышишь ли ты меня, но мне уже все равно…»

Тут он вспомнил: есть выход. Когда он последний раз гулял по двору, то нашел кое-что на земле.

Кусок колючей проволоки.

Достав его из кармана, Броуди полоснул себе как можно сильней по запястью. Вспыхнула боль, потекла кровь. Броуди с криком принялся резать себе другое запястье.

«Ну вот и все, – думал он. – Отпусти меня, Аллах, больше я так не могу. Я родился в пустыне – Мохаве, – и умру я в песках. Вся жизнь моя – сплошная пустыня».

Голова закружилась, перед глазами поплыло…

Джессика – в ситцевом платье, приехала на базу прощаться, в день, когда Броуди отправился в командировку. Обнимались так, будто знали – это последние минуты вместе. Военный оркестр играл «Дворцы Монтесумы»; Дана и Крис держались за руки; Крис весь извертелся и плакал. Ему было-то два года. Дана же смотрела на папу такими печальными глазами, каких Броуди в жизни не видел. Он не знал, что сказать, и просто промолвил: «Пока». Надо же, так попрощаться с дочуркой: «Пока». Словно идешь на работу и вернешься под вечер. А потом Броуди побежал к своим; скоро им предстояло погрузиться в самолеты и улететь. Он бежал к морпехам, потому что с ними и хотел быть, и обернулся всего раз: посмотрел на трех родных людей, на Джессику, Дану и малютку Криса, которого толком так и не узнал.

* * *

Броуди, окровавленного, принесли к Абу Назиру, и тот перевязал ему раны, причитая:

– Ох Николас, нельзя так поступать с собой. Для мусульманина самоубийство – худший из грехов. Это харам. Нам запрещается накладывать на себя руки. Так нельзя, Николас.

Он положил истекающего кровью Броуди на свою постель, обнял его.

– Я больше так не могу, – промямлил тот. – Отпустите меня, прошу.