И будет вечен вольный труд

Русская душа воплотилась в поэзии Кольцова полной мерой — и не в одном каком-то стихотворении, а в творчестве его в целом. Здесь и покорное следование канонам прошлого (как в «русских песнях»), и стихия бунта, и страстный интерес к загадкам бытия, и покорность судьбе, и очарованное любование родной природой, и стойкая привычка к каждодневному труду… На страницах сборника его стихов соседствуют мещанский романс, лирическое излияние, романтическая баллада, зарисовка деревенской жизни — и рядом поэтическая медитация в духе Гете. Словарь, безыскусный стиль Кольцова кажутся нам устарелыми, порою даже смешными. Но это лишь на первых порах. Кольцов — из тех поэтов, которых нужно читать помногу, в которых нужно вчитываться внимательнее, чтобы постичь их поэтический мир во всей полноте.

За Кольцовым вслед на десятилетия растянулась череда поэтов из народа — крестьян, мелких торговцев, ремесленников, каждый из которых в свой час ощутил неодолимую тягу к слову, тягу ввысь, противостоящую земному притяжению его предустановленной, казалось бы, судьбы. Трудно прожитые, изломанные жизни… Немногими строками отложились они в истории русской поэзии…

Каждое большое поэтическое явление свою оригинальность получает от синтеза предшествовавших разрозненных потоков поэзии. Так, великая лирика Некрасова воплотила и пушкинскую ясность, и высокий дух гражданства декабристской поэзии, и кольцовскую задушевность, и славянофильскую веру в высокое историческое назначение народа. Воплотила и выразила в новом, доселе неслыханном слове. Тема родины, тема России у Некрасова впрямую связывается с судьбой народа, с борьбой за его освобождение:

Доля народа,Счастье его,Свет и свободаПрежде всего!

И дело не только в том, чтобы указать возвышенную цель — Некрасов в своей лирике раскрыл внутренний мир человека, который сделал делом своей жизни борьбу за эти высокие идеалы, посвятил им себя без остатка. Только такой человек, настроенный на завтрашний день, смог увидеть в современной жизни картины, ускользавшие от взора поэтов предшествующих. Смог разглядеть и давящую прозу городской жизни, и трагическую зависимость земледельца от капризов погоды, стихий, произвола помещиков, смог увидеть подлинно живые типы, живых людей, которые и доселе известны нам, кажется, больше, полнее, чем многие наши реальные друзья и сотоварищи: вроде бы как далеки от нас по времени, по мировоззрению, по жизненному укладу и в то же время как близки, как знаемы и дед Мазай, и Яким Нагой, и Савелий — богатырь святорусский, и, скажем, герой стихотворения «Зеленый шум». Когда сейчас мы пытаемся представить себе деревню прошлого века, мы видим ее сквозь призму поэтического зрения Некрасова. В своих стихах, поэмах о деревенской жизни, в незавершенной эпопее «Кому на Руси жить хорошо» он достиг величайших высот той народности, о которой твердила передовая литературная критика, начиная с декабристов. Поэзия Некрасова — поэзия пророческая в том смысле, что он угадал: историю его страны будут двигать именно эти мужики, именно эти крестьянские дети, многих из которых нужда и безземелье выгонят в город, на заводы и фабрики. И как есть трагична и прекрасна, так и останется такою судьба героя-интеллигента, сочувствующего народу, идущего ему навстречу, жертвующего собою, чтобы облегчить тяжелое поступательное движение истории.

Горестные мотивы, связанные в лирике Некрасова с темой демократа-разночинца, в душе которого порывы самоотверженности сменяются периодами упадка и уныния, были развиты в лирике Надсона. Огромная популярность ее у современников труднообъяснима ныне — ведь, на наш современный взгляд, у этого поэта, пожалуй, не найти ни одного стихотворения без фальшивой ноты. Лирика Надсона отразила кризисность сознания русской интеллигенции в тот период, когда она уже должна была сойти со сцены, уступив путь самому народу.

Не изнутри образованных, культурных классов предстояло прийти великому перерождению России, историческая трагедия народничества закончилась в тупике, и эпитафией ему звучат строки из «Хорошо!» Маяковского:

Врали:          «народа —                           свобода,                                        вперед,

                                                    эпоха,                                                              заря…» —и зря.