И будет вечен вольный труд

За миновавшие десятилетия многое из поэзии тех лет невозвратимо ушло из сферы непосредственного читательского восприятия. Если взяться читать поэтические подборки в журналах и альманахах той поры, очень многое может вызвать лишь снисходительную улыбку, а то и досадную гримасу: «декадентство». Направление, знамя борьбы с которым Блок поднял уже в первые годы нашего века, во многом означало разрыв с классической традицией, распространение «фабричной» (по-нынешнему — массовой) литературы с ее клишированными необычайностями, красивостями и ужасностями.

Даже если ограничить круг поэтов десятком имен, делавших тогда «поэтическую погоду» (а уж десяток-то поэтов существовал в русской литературе в любой год ее истории), очень от многого придется отказаться, прежде чем представить современному читателю «избранное», достойное его внимания. Возьмем основные темы поэзии того периода. Л ю б о в ь. Здесь — роковая декадентская изломанность, драма непонимания, да еще сдобренная старомодной эротикой. Надо сказать, что поэты той поры попросту не видели в женщине человека, способного на добро, на участие, на сочувствие. Никак не позавидуешь их женам и подругам. С у д ь б а. Власть рока, неверие в будущее, невозможность ни поставить какие-нибудь общезначимые цели, ни добиваться их. И с к у с с т в о. Здесь, наоборот, напыщенное мессианство, высокомерие, подкрепляемое университетской эрудицией, щеголянием тысячами имен и реалий всех времен и народов. П р и р о д а. Весь реальный мир искажается по законам восприятия болезненной личности, которая скорее способна испускать тьму, нежели свет.

Но одна тема оставалась священной в самую мрачную пору литературного распада — тема родины. Можно сказать, что эта тема выразилась гораздо ярче, чем у поэтов предшествующей поры. Если поэты, активно выступавшие в 70—90-е годы, были словно близоруки, за сиюминутными движениями души не видели пути своей страны, то последующее поколение страдало обратной болезнью — дальнозоркостью: не видя жизненной конкретики, они прорицали будущее России, предсказывали наступающие испытания и часто пророчили гибель всему, что связывалось у них с понятием устойчивого уклада жизни, в первую очередь Петербургу, государству. Заглянем в поэтические книги начала века.

А что было у нас на земле,Чем вознесся орел наш двуглавый,В темных лаврах гигант на скале,—Завтра станет ребячьей забавой.. . . . . . . . . . . . . .Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,

Ни миражей, ни слез, ни улыбки…Только камни из мерзлых пустыньДа сознанье проклятой ошибки.

И. Анненский «Петербург»

Сроки страшные близятся. СкороСтанет тесно от свежих могил.Ждите глада, и труса, и мора,И затменья небесных светил.Только нишей земли не разделит

На потеху себе супостат:Богородица белый расстелетНад скорбями великими плат.

А. Ахматова «Июль 1914-го»

Россия, нищая Россия,Мне избы серые твои,Твои мне песни ветровые —Как слезы первые любви!Тебя жалеть я не умею,

И крест свой бережно несу…Какому хочешь чародеюОтдай разбойную красу!Пускай заманит и обманет,—Не пропадешь, не сгинешь ты,И лишь забота затуманитТвои прекрасные черты…

А. Блок «Россия», 1906

Где глаз людей обрывается куцый

главой голодных орд,в терновом венце революцийгрядет шестнадцатый год.

В. Маяковский «Облако в штанах»,1915

Перечитывая эти строки, вспоминаешь библейское: «Придут пророки, и не услышите их!» Литература пророчествовала о великих сдвигах, небывалых переменах.

И чем ближе подходила пора великих событий, тем тревожнее были эти пророчества. В последние дни свои русская классическая поэзия явила свое лицо, как блоковский Гамаюн — птица вещая:

Предвечным ужасом объят,Прекрасный лик горит любовью,Но вещей правдою звучатУста, запекшиеся кровью!..