И Эльборус на юге...

Пастор Муральт, к которому у художника были рекомендации, встретил его дружески <...>. Влиятельному положению и необычайной любезности этого человека всецело обязан был Мейер хорошим приемом в русской столице <...>.

Как раз в это самое время готовилось открытие всеобщей художественной выставки <...>. Племянник пастора библиотекарь фон Муральт проводил Мейера к директору, но тот сказал, что заявка опоздала: каталог уже сдан в набор. Мейер привез из Цюриха большую застекленную картину и хотел лишь получить для нее место, пусть без упоминания в каталоге; однако начальство оставалось неумолимым. Тогда Муральт отправился с художником к Гречу, который осудил отказ директора и предложил залу в собственном доме, чтобы разместить там все привезенное, а не только единственный пейзаж. Греч позаботился о рекламе в газетах и уладил дело, когда Мейера вызвали в полицию, пригрозив штрафом за самовольное устройство выставки (оскорбительный бюрократизм!). Теперь можно было спокойно демонстрировать работы перед многочисленной и чрезвычайно избранной публикой в течение трех недель и таким образом приобрести определенную известность.

Простой и невзыскательный человек, почувствовал он вскоре доброжелательное отношение: одни заказывали ему пейзажи, другие приглашали давать уроки, так что смог он перезимовать без забот. Благодаря любезности одного женевца, удалось показать несколько небольших видов Швейцарии при дворе, где они были приобретены»[239].

Верна ли дата приезда, названная в биографии? Вспомним, что русский календарь (старый стиль) отставал от европейского на двенадцать дней, и заглянем в столичные газеты: «24 октября прибыл пароход «Наследник» из Любека. На нем находились между прочими следующие пассажиры: <...> живописец Мейер»[240].

Что стоит за лаконичными фразами биографического очерка? В каком именно обществе оказался Мейер? Какой была «многочисленная и чрезвычайно избранная публика», которая посетила его выставку, а потом оказывала всестороннюю поддержку?

Сотрудник великого Песталоцци

Земляку художника и его покровителю в Петербурге Иоганну фон Муральту шестьдесят два года. Из них тридцать два последних он бессменный пастор немецкого прихода Реформатской церкви (Большая Конюшенная, четвертый дом от Невского). Но деятельность Муральта разворачивалась еще в одной сфере.

В молодости, получив образование в Цюрихской академии и Галльском университете, он стал ближайшим сотрудником великого швейцарского педагога Иоганна Генриха Песталоцци (1746—1827). Совместная работа продолжалась семь лет и была прервана приглашением Муральта в Петербург на вакантное пасторское место. Он попал в Россию, взволнованную смелыми реформами Сперанского. Воспитание юношества приобретало особенное значение. Случайные домашние учителя не отвечали возросшим требованиям. Средних учебных заведений даже в Петербурге явно недоставало. Муральт решает выступить на педагогическом поприще и 27 октября 1811 года при непосредственной поддержке Сперанского учреждает частный пансион (это происходит через две недели после торжественного открытия Царскосельского лицея)[241].

Связи со Швейцарией не прекращались. Песталоцци проявлял неизменный интерес: «Будь я моложе, ничто не удержало бы меня от поездки в Россию!»[242]