Гора Чилик рано утром 2 мая 1981 г. Фото автора.
На востоке, у подножия Баранахи, тремя конусами выделялся перевал Шпили. К югу плавно поднимались зеленые склоны Передового хребта; на одном из вытянутых отрогов — горе Мохнатой — легко было вообразить белые палатки и поблескивающую медь старинных орудий. Несколько смущало наименование притока Урупа: местное население не знает речки Эскычь, зато прекрасно знает... Сероштанку. Однако, подняв карты тридцатилетней давности, обнаруживаем прежнее написание: «Кыче» — почти то, что нужно. И наконец, острая вершина, которая видна на заднем плане акварели, также не домысел художника, а принадлежащая хребту Абишира-Ахуба вполне конкретная гора Чилик высотою 2431 метр.
Кавказцы лермонтовского круга
Уверясь, что на акварелях — реальные исторические события, назовем их участников. Прежде всего — еще раз о главном персонаже.
Юным прапорщиком гвардейского Семеновского полка участвовал Гурко в Бородинском сражении. По окончании Отечественной войны был частым гостем знаменитого салона Олениных в Петербурге, где однажды в присутствии И. А. Крылова рассказал, как М. И. Кутузов читал солдатам басню «Волк на псарне», как при словах «Ты сер, а я, приятель, сед!» — снял фуражку и поклонился, и как солдаты ответили своему полководцу громовым «Ура!» Рассказ необычайно растрогал Ивана Андреевича. Там же, в оленинском салоне, Гурко встречался с Орестом Кипренским, и прославленный живописец не раз рисовал его...
Дослужившись до генеральского чина, Гурко назначается командующим линейных войск. «Он был образованный, храбрый, достойный уважения человек,— читаем в воспоминаниях офицера из его штаба,— но ничем особенным не отличался на Кавказе; несколько театральные и высокопарные его выражения вредили ему во мнении старых кавказцев»[265]
(заметим, что «театральность», нарочитое позирование прекрасно уловлены швейцарским акварелистом)[266].Окончательная атрибуция акварелей в чем-то разочаровывает знатоков биографии Лермонтова. Филигрань «1841» позволяла надеяться, что действие происходит при жизни поэта. Теперь ясно, что это не так. Да и генерала Гурко не было здесь в лермонтовскую пору: во время первой ссылки поэта линейцами командовал А. А. Вельяминов, во время второй — П. X. Граббе; у последнего и принял войска Гурко...
Но — не стоит торопиться с негативными выводами. Понятие «лермонтовский Кавказ» выходит далеко за хронологические рамки биографии. Не только потому, что, запечатленное в прозе и стихах, оно еще долго оставалось типичным. А еще и потому, что многие годы спустя на Кавказе жили люди, тесно связанные с судьбой поэта.
Кто изображен на акварели «Сражение» в свите генерала?
Узнать каждого в лицо, да еще при небольшой величине изображения — дело мудреное. Но есть и другой путь. Достаточно перелистать походный журнал 1843 года, чтобы с абсолютной точностью выявить сослуживцев командующего, тех, кто действительно находился рядом в сражении при горе Баранахе и, следовательно, мог быть запечатлен художником. Среди этих лиц то и дело встречаем имена, хорошо знакомые по биографии Лермонтова. Так, например, генерал Ольшевский состоял еще в вельяминовском штабе. Адъютантом Вельяминова был подполковник М. Н. Бибиков. Ту же школу юнкеров, что и Лермонтов, закончил капитан Н. П. Слепцов; в 1840—1841 годах они часто виделись в Ставрополе.
Подробнее следует рассказать о С. Д. Безобразове. Судьба молодого кирасира складывалась на редкость счастливо: боевые награды, флигель-адъютантство, женитьба на прелестной княжне, фрейлине императрицы. Однако грубое вмешательство Николая I в личную жизнь молодых стало причиной семейной драмы... История эта случилась в начале 1834 года и сильно взволновала А. С. Пушкина, который посвятил ей несколько осторожных записей в своем дневнике. Безобразов был сослан на Кавказ. «Всегда впереди атакующей кавалерии, он увлекал своей отвагой линейных казаков, которые умели дать настоящую цену удали и храбрости,— отмечал военный историк.— Двухлетние походы доставили ему Анну на шею, чин полковника и командование Нижегородским драгунским полком, но вместе с производством он был отчислен от свиты и перестал носить флигель-адъютантские аксельбанты»[267]
. В 1837 году Безобразов радушно принял в своем полку опального Лермонтова, а летом 1841-го в Пятигорске по-дружески захаживал к нему домой. После трагической гибели Лермонтова командир нижегородцев был одним из тех, кто, отдавая последнюю почесть поэту и товарищу, нес на своих плечах гроб до уединенной могилы у подножия Машука... Во время событий, изображенных на наших акварелях, Безобразов уже генерал-майор, начальник правого фланга. Он-то и возглавил действующий отряд, уступив командование своему начальнику Гурко на короткое время приезда последнего.