И это называется будни

— Пока мы решили так: чтобы никому особенно не надоедать и никого не обижать, жить и здесь, и на Песчаной.

— Полагаю, ты понимаешь, что желанна в этом доме.

— Иначе я не вошла бы под вашу крышу.

— В Цхалтубо телеграмму впопыхах не забыли послать? — поинтересовался Игорь Модестович.

— А как же. Пусть мамочка выпьет за наше здоровье хотя бы кисленького грузинского.

— Ну, а нам пить сладкое шампанское. — Игорь Модестович принялся раскручивать проволоку на бутылке.

ГЛАВА 11

— Батя, ты знаешь, что такое «сухая стрельба»? — спросил Борис Рудаев отца, присаживаясь за пульт между ним и Сениным.

— Понятия не имею. Сухая, мокрая… И на кой ляд мне знать это? Я уже даже не военнообязанный.

Серафим Гаврилович не был сейчас расположен к посторонним разговорам. Только-только Сенин рассказал ему еще об одном способе определения углерода на глаз, и все внимание его было сосредоточено на пламени, вырывавшемся из горловины конвертора.

Сын однако же не замолчал, наоборот, разохотился.

— Бывает такое: взял человек впервые заряженный пистолет — и сразу у него все пули в мишени. Почему? Талант? Случается. Но чаще этому помогает предварительная тренировка с незаряженным.

— Прикажешь в стрелковый кружок записаться?

— Погоди, не прыгай, послушай, — посадил отца Борис. — При «сухой стрельбе» пистолет наводят в цель и учатся плавно спускать курок. — Борис продемонстрировал пальцем, как это делается. — Сотни раз подряд, пока и глаз, и руки не освоятся. Потом перейти от пустого пистолета к заряженному труда не составляет.

— Стоп! — вдруг забеспокоившись, крикнул Сенину Серафим Гаврилович. — Зачем дуешь? Пора повалку делать!

Оказывается, забеспокоился он вовремя. Сенин выключил дутье, стал наклонять конвертор.

— Так понял что-нибудь насчет «сухой стрельбы»? — допытывался Борис.

— Не мастер я загадки отгадывать.

— А тут никакой загадки нет. Закончили монтаж второго конвертора. Что бы тебе не оседлать его и не потренироваться на пустом? Чуть вперед, чуть назад, под пробу поверни, под завалку, под заливку, на выпуск. Руки-то у тебя пока… сам знаешь…

Серафим Гаврилович посмотрел на свою задубелую ладонь, пошевелил кургузыми, налитыми пальцами и, повернувшись к сыну, ответил:

— Стрельба и борьба — ученье, а конское сиденье — кому бог даст..

— Как прикажешь понимать?

— А так, что конвертор — не конское сиденье.

Уже со следующего дня Серафим Гаврилович основательно завладел пультом второго конвертора. Гонял и так и этак, не давая передышки ни ему, ни себе. Даже в столовую перестал ходить, чтобы не тратить дорогого времени.

— Хорошую обкатку проходит механизм, — похвалил старика механик цеха, не разобравшись в истинной причине его старания. — Если есть какая слабина в монтаже — непременно выявится.

Домой Серафим Гаврилович приходил шумливый, шутливый, но на еду набрасывался, как коршун. И невдомек было Анастасии Логовне, что мужу за весь день и маковая росинка в рот не попала.

А дальше пошло уже непонятное. Стал Серафим Гаврилович задерживаться и после смены, да так часа на три.

— Ты что, молодуху завел, что ли? — спросила однажды его Анастасия Логовна.

— Завел! — задиристо ответил Серафим Гаврилович. — Я тебя на старость берегу.

— Так чего ж она впроголодь тебя держит? Нынче такой порядок установился, что зазноба из кожи вон лезет, чтобы и напоить, и закуску отменную поставить.

Смеялся Серафим Гаврилович, смеялась Наташа, и только Анастасии Логовне было не до смеха. Трудно управляться, когда всех приходится кормить порознь. Попросила Юрия воздействовать на отца, чтобы не сидел лишнее в цехе.

— Ладно, — пообещал он. — Вот начну работать с утра — будем приходить вместе.

Но, когда Юрий пришел на площадку второго конвертора и сквозь стекла галереи увидел, как самозабвенно манипулирует отец рукоятками конвертора, у него не только исчезло желание увести его, но даже захотелось помочь. Начал подавать команды рукой, как это обычно делают рабочие. Сложные команды. Опустить стальную махину на ширину ладони, поднять на длину ладони, еще чуть-чуть, на два пальца. Не очень точен отец, но грубых ошибок уже не допускает. Поупражняется недельку-другую — совсем приладится.

Думает Юрий об отце, а в памяти кадр из американского фильма. Безработный, в прошлом летчик, попав на кладбище самолетов, забрался в кабину и, держась за штурвал, смотрит перед собой сквозь стекло. Сходство чисто внешнее. Летчик вспоминал недавнее прошлое, когда управлял самолетом, отец уповает на недалекое будущее, когда сможет самостоятельно вести продувку, и все же сходство было.

«Сколько он продержится? — мысленно посочувствовал Юрий. — От силы годков пять. Но продержаться хочет с честью».

На следующий день повторилось то же самое, потом еще и еще. Накануне выходного зашел Борис. Увидев, каких результатов добился отец, похвалил:

— Не ожидал, что ты так быстро приловчишься.

— Сам от себя не ожидал, — признался Серафим Гаврилович. — Все-таки уже годы не те. Вот и поясницу поламывает…