Читаем И на хрена мне это надо! полностью

И на хрена мне это надо!

Через два дня позвонил из Москвы Кизюн. Сообщил, что приедет через неделю на очередное врачебное обследование. Я его долго просил приехать в военной форме. Он отказывался, но когда я объяснил, что хочу помириться с тестем, то со вздохом согласился.

Я встретил его на вокзале. Мы поехали сначала к нам домой, посидели, поговорили. Я ему объяснил, что состояние войны с тестем не дает мне жить спокойно, а тут я хочу построить дом и забрать их к себе. Здоровье у тестя не очень хорошее. А поэтому Лена должна разрываться на наши квартиры, а отца бросать без присмотра никак нельзя. Николай Фадеевич задачу понял. Надел на себя мундир с огромным «иконостасом» орденов и медалей. Включая награды от Ким Ир Сена, Хо Ши Мина, Мао Дзе Дуна, Амина и еще от кого-то, которых я даже не знаю. Сверху находилась звезда Героя Советского Союза. И три больших звезды на погонах генерал-полковника. Поехали мы в гости к Николаю Петровичу. Позвонили в дверь. Он открыл дверь в своем обычном наряде. Майка на три размера больше, синие трикотажные брюки, вытянутые на коленях и в домашних шлепанцах. Разговор был по армейскому краток:

— Служил? Воинское звание?

— Так точно. Подполковник!

— И как же ты генерал-полковника встречаешь?

— Виноват.

— Десять минут тебе времени и прошу доложить по форме.

— Есть, товарищ генерал-полковник.

Мы прошли в большую комнату. Зашла Нина Михайловна. Поздоровалась. Познакомилась.

— Чай? Кофе?

— Если можно, зеленого чая.

— Располагайтесь, сейчас принесу.

Через десять минут в дверях стоял Николай Петрович. В парадной форме. Со всеми орденами и медалями. На боку висел парадный кортик. Он сделал два строевых шага. Приложил руку к фуражке и доложил:

— Товарищ генерал-полковник, подполковник Великанов Николай Петрович — участник Великой Отечественной Войны, инвалид второй группы.

Николай Фадеевич подошел к тестю, обнял его:

— Благодарю за службу, солдат. Мы все солдаты своей страны. Скажи мне, подполковник, что же ты не признаешь моего боевого товарища столько лет?

А потом выдворил меня за двери, показав, что хочет поговорить с Николаем Петровичем с глазу на глаз. Я вышел. Беседа длилась около часа. Теща отнесла им чай, а я сидел с ней на кухне. Я услышал, как они начали прощаться. Вышел в прихожую. Тесть подал мне руку:

— Виктор, я все понял. Был во многом неправ. Думаю, что теперь будем жить дружно.

О таком исходе я даже не мечтал. Мы собрались и уехали. Николай Фадеевич проходил обследование три дня. И все эти дни я находился рядом с ним до позднего вечера. Николай Фадеевич опять просвещал меня о том, что будет происходить в ближайшее время. Один вечер он посвятил моим ребятам. Павел, Ефим, Ирина, Куц, Елена Викторовна впитывали информацию. Слушая, открыв рот. Никакие передачи по радио, телевидению, статьи в газетах не дали нам столько информации. Мы сидели за накрытым столом, и время с шести часов вечера до одиннадцати пролетело незаметно.

На следующий день в четыре часа дня вся эта команда оказалась на вокзале, и мы долго махали вслед уходящему поезду. Врачи Кизюну сказали, что у него все в порядке. Надо себя беречь и тогда жить он будет долго. Дай бы Бог.

Николая Петровича стало не узнать. Разговаривает спокойно, без подколок. Согласился построить совместно дом и жить вместе с нами. Так будет лучше ему, Леночке. Нам всем. В течение недели мы переселили их к нам, в нашу трехкомнатную квартиру. Их квартиру мы продали и купили этот участок на берегу озера. Николаю Петровичу и Нине Михайловне этот участок очень понравился.

Строители приступили к работе. Руководил работами наш собственный архитектор Холмов. Проекта как такового не имели. Выдумывали на ходу. Уточняли детали. Сделали для Лены кухню на шестьдесят пять квадратных метров. Она бурно радовалась, пока не понадобилось ее убирать и мыть. После уборки, несмотря на испанскую плитку на полу, радость померкла. Построили три этажа. Лена хотела еще и четвертый этаж, но я остановил это безумие волевым решением. Впоследствии Лена много раз меня за это благодарила. За два месяца выгнали «коробку». Месяц ушел на крышу. Я вздохнул с облегчением, но оказалось, что радоваться еще рано. Внутренняя отделка, оказывается, занимает в три-четыре раза больше времени.

Основное событие этого времени оказалось ввод в действие гривны. Обмен начался 12 сентября и закончился 16 сентября. Меняли 100 000 купоно-карбованцев за одну гривну. Стояли огромные очереди для обмена. Купоно-карбованцы несли мешками и чемоданами. За неделю до начала обмена, о чем нас уведомили работники банков, с кем мы работали, мы начали работы по избавлению нас от тех сумм, которые у нас находились в наличном обороте. Приостановили продажу наиболее дефицитных товаров или Ирина установила на них цены в три-четыре раза дороже. Предприятия сметали все, превращая купоно-карбованцы в товар. Пятнадцатого сентября вечером Куц отрапортовал, что замена для нас закончена. Купоно-карбованцев на фирме больше нет. Здесь же установили курс доллара в 1,8 гривны за один доллар США.