— О, любимая детская игра “А вот я, а вот ты, а вот все мы такие, и я такая, и вообще..” Я тоже любила в это играть. До сих пор люблю. И да, я — такая. Я проходила через опьянение силой и властью, чтобы потом пожинать бессилие и собирать пепел. Да, я совершала разного рода насилие, и платила за него порой непомерную цену, и становилась жертвой. Всё так. И, несомненно, я
— Эм… Почему радоваться?
Я усмехнулась.
— Потому что мы в этом плане ограничены только собственным пониманием правильного и допустимого. Рамки есть, но они условны и адаптируются под обстоятельства. А вот высший светлый путь не приемлет насилия, почти ни при каких условиях. Исключения, как правило, лежат в сфере прямой защиты. В некоторых высоких традициях запрещена даже самозащита, если она причиняет хоть какой-то вред нападающему, кстати.
Шийни отшатнулась.
— Это как?!
— Вот так вот, — развела руками я. — Представляешь?
— Но самозащита… Что делать, если на тебя нападают?!
— Как правило, таких людей хранит мир, и их божества, и сами нити. Подлинные светлые — это редкие драгоценности… Но да, если люди решат их убить, что, спасибо тем же голодным, часто случается… Такие светлые не станут направлять свою силу против. Ни при каких обстоятельствах. Даже если легко могли бы.
— Но это… бессмыслица! — Шийни была эпатирована.
— Нет и да, — ответила я спокойно. — Возможно, с точки зрения всякой человеческой ерунды вроде инстинктов и страхов — бессмысленно. Но обычно такого рода маги давно уже преодолели ступень человеческого. Они не предадут свои внутренние запреты из-за такой ерунды, как смерть… По крайней мере, основополагающие запреты. Но, как я уже говорила, насилие относится именно к основополагающим.
— Внутренние запреты? Это как вообще?
— Они есть во многих традициях. И, отдельно, у каждого мало-мальски могущественного мага. Без запретов не может быть могущества.
— Звучит скучно.
— Вселенский порядок — скучная штука, если смотреть с перспективы вечно недовольного подростка.
— Мне кажется, ты придумала всю эту ерунду! Вот что у тебя за запрет, например?
Я усмехнулась.
— А вот не скажу. Но плюс хтонических практик в том, что у нас большинство запретов всё же вариабельны. То бишь, нарушив их, силы ты не лишишься. Пострадаешь соразмерно нарушению, да. Но не более.
— А светлых..
— Они, если нарушение серьёзное, могут лишиться благословения и большей части сил. Отыграть это назад можно, но сложно, горько, а в некоторых случаях почти невыполнимо. Такие дела. Потому светлые осторожны со своими основополагающими запретами и стараются никому их не открывать.
Шийни неверяще покачала головой.
— Но откуда берутся запреты? Кто запрещает? Это что, к тебе приходит божество…
Я фыркнула.
— Нет. Ну, может, к некоторым, самым любимчикам, в определённых обстоятельствах… А так, никаких божественных визитов. Это что же, после каждого порога силы к каждому магу бегать? Так никаких богов не хватит, не говоря уж о том, что не во всех традициях боги вообще есть… Просто ты в какой-то момент понимаешь, что нельзя. Ну, либо даёшь обещание, что не станешь — если это нечто личное.
— Что значит: в какой-то момент ты понимаешь?!
— В какой-то момент ты поймёшь, — ответила я безмятежно.
…
Шийни на пару мгновений распахнула рот, будто не верила в мою наглость, а потом вскинулась.
— Ты… Как же я тебя ненавижу!
— Вот не сходя с места — верю, — подмигнула я. — сама точно так же реагировала в твоём возрасте. А теперь, когда мы так мило поболтали, советую тебе вернуться к остальным паучишкам… Если только ты, на правах хозяйки Башни, не хочешь поучаствовать в зачистке подвала и вынести приговор нашему другу Бобу.
Плечи Шийни слегка опустились. Она бросила взгляд в сторону двери в мастерскую старины попаданца.
— Эти люди… Их… Можно как-то спасти?
Я поморщилась.
— Теоретически да, если у тебя под рукой технологии века эдак двадцать третьего и толпа психиатров, специализирующихся на реабилитации, или, возможно, концентрированная энергия двух первоисточников…
— Чего ты там бормочешь? Это какие-то проклятия?
Уф.