И опять Пожарский

– Чехи в Праге выбросили из окна троих австрийских чиновников. Война идёт уже почти пять месяцев. – Старый генерал в академии изучал Тридцатилетнюю войну, но вот точной даты начала не помнил, где-то в мае.

– Почему же вы, герр Питер, выбрали именно герра Кеплера?

Это самый известный астроном, которого я знаю.

– Но ведь есть ещё и Галилео Галилей. Это не менее великий учёный, – просветил Пожарского Шваб.

– Я не знаю, где сейчас живёт Галилео Галилей, слышал, у него проблемы с иезуитами и инквизицией. Его я бы тоже с удовольствием пригласил в Нижний с семьёй и учениками. То же касается и Кеплера. Я не знаю латыни. И если вы найдёте такого человека, то хотел бы, чтобы кто-нибудь перевёл письмо, которое я напишу им, на латынь, – обрадовался бывший генерал осведомлённости печатника.

– Отлично, герр Питер, эту вашу просьбу я исполню с радостью.

На этом пока и расстались.

Событие тридцать второе

Пётр Пожарский вышел из церкви последним. Понятно, стоял первый, вот и вышел последним. Некуда было выходить: по его велению и по щучьему хотению все 165 пурецких мужиков пришли в церковь в воскресенье 14 октября 1618 года по случаю праздника Покрова Пресвятой Богородицы.

Надо сказать, что обе привезённые князем травницы были не так себе, а ого-го. Они за этот месяц поставили настоятеля отца Матвея на ноги. Тут притирания, там компресс, здесь отварчик попить, потом грудь мёдом намазать, да капустных листов сверху. Вот и пошёл на поправку старичок. Службу отстоял, даже проповедь прочёл, что за добро добром платить надо. Молодец дедушка.

На площади перед недостроенным ещё новым храмом собрались все. Все 165 мужиков с жёнами и детишками старше десяти лет, совсем маленькие с бабками остались по домам, чуть в стороне стояли его стрельцы. На днях он отписал царю грамотку, прося того отпустить этих стрельцов к нему с семьями и хозяйством, ибо собирается он, слуга царёв недостойный, весной сходить на Урал-камень, дабы разведать, нет ли там чего полезного для страны и государя кроме соли и зверя.

Ещё чуть в стороне стояли печники, что решили перебираться в Вершилово. Стояли монашки, лепясь к своим практически достроенным кельям. Чуть не успели к Покрову, буквально на пару деньков, уже внутренней отделкой плотники занимались. Рядом с ними чернели и рясы иконописцев. Те уже в своих домах жили и работали не покладая рук, обеспечивая новосёлов иконами. Рядом с Петром стояли его управляющие. Оказывается, очень много народу уже от него зависит. А ведь через шесть недель Юрьев день. Пётр его боялся. С него и начал.

– Мужики, есть у меня к вам просьба. У каждого из вас имеются, наверное, родственники. И многие из вас уже успели рассказать им или ещё собираетесь на днях рассказать, какое счастие вам привалило.

Народ одобрительно загудел. Бабы запричитали, славя ангелочка своего Петюнюшку. Пожарский уже знал, что с чьей-то лёгкой руки все стали его так называть.

– Просьба у меня такая, мужики. Вы передайте родне, что не надо в этом году в Юрьев день приходить ко мне. Не хватит у меня ни денег, ни сил ещё несколько сот семей приютить. Вы посмотрите, сколько всего ещё не доделано. И землицы у меня для них нету. Или прикажете у вас землицу отрезать?

Теперь народ загудел неодобрительно.

– Я понимаю, у кого сестра с голоду еле ноги тягает, у кого брательник безлошадным остался. Помочь хочется. Давайте поможем. Теперь у каждого из вас по две коровы да по две козы, молочка им там пошлите или маслица. Мне от вас в этом году ничего не надо. Помогите, если считаете нужным, родне. Только принять мне их некуда. Весь лес, что был заготовлен по всей Волге, мы к себе сгребли, строиться больше не можем. Да и деньги, царём да батюшкой даденные на ваше обустройство, закончились почти. Услышали ли вы меня, люди православные?

– Хорошо, князюшка, соколик ты наш, – за всех неожиданно ответила молодая баба, стоящая в первых рядах.

– Цыц, Дунька, с мужиками князь разговор ведёт, – осадил молодуху вершиловский староста Игнатий Коровин. – Услышали мы тебя, князь-батюшка, только ведь всё равно мужики пойдут. Слухом-то земля полнится.

– Ну, кто придёт, буду в этом году отказывать, – вздохнул княжич.

– А скажи обществу, князь-батюшка, а что в следующем годе с оброком и работами на отца твоего будет? – Это волновало всех, народ опять загудел.

– Что ж, послушайте. – Наступила гробовая тишина. – Я хочу вам открыть великую тайну. Только поклянитесь, что не расскажете её ни родственникам, ни знакомым. – Княжич строго осмотрел притихший народ.

– Обещаем, князь-батюшка, – за всех промолвил староста Коровин.

– Слушайте, – повторил княжич, – чтобы стать богатым, нужно продавать продукт высокой степени переработки.

Крестьяне молчали, ничего не поняв.

– Привожу пример, – продолжил Пётр. – Если кто из вас вырастит на продажу кадь пшеницы, то он сможет продать её, скажем, за рубль.

Народ зашумел, обсуждая цену. Пожарский поднял руку и громче продолжил: