Както работая в саду, чистя дорожки, он приблизился к той части сада, где стояли ульи, и здесь проявились его основные свойства, его наблюдательность: он стал внимательно следить за жизнью пчел. За завтраком (мы завтракали втроем: Иван Пет рович, Серафима Васильевна и я) Иван Петрович с оживлением, достойным большей аудитории, чем была перед ним, стал изла гать свои наблюдения над пчелами; говорил, что пчелы умны во всем, что, летая вокруг него, они не жалят его, так как знают, что он, как и они, работает, и не чувствуют в нем врага, так ска зать, эксплуататора их труда, вроде какого-нибудь пчеловода; что пчеловод — враг, потому он и не смеет приблизиться к ним, они сейчас же его накажут, ужалят, а вот он — Иван Петрови ч— не враг и потому они его не жалят и знают, что каждый из них занят своим делом и не покушается на труд другого и т.д. Все это было изложено горячо, убежденно, кончил Иван Петрови свои рассуждения любимой поговоркой «вот какая штука», при стукнув для вящей убедительности по столу кулаками, — жест, для него характерный и знакомый его близким, сотрудникам и ученикам. Мы с Серафимой Васильевной, выслушав вниматель но новые наблюдения Ивана Петровича, ничего не возразили. На другой день опять за завтраком нас было трое, и я, сидя с пра вой стороны от Ивана Петровича, заметил у его правого глаза, под очками, изрядную шишку; мы с Серафимой Васильевной заметили эту перемену, но не подали и виду. Иван Петрович за завтраком говорил о том о сем и был как бы в каком-то недоуме нии, а в конце завтрака, за пасьянсом, поведал нам, что его се годня во время работы ужалила пчела. Она, ясно, была глупая пчела, не сумела отличить его, человека для нее безвредного, от явного врага — пасечника, и случай этот, конечно, не был ти пичным, а исключительным. Поведав нам обо всем этом, он ус покоился. Мы опять не возражали. <…> На следующий день са димся завтракать. Видим, что с другой стороны, теперь с левого глаза около очков у Ивана Петровича вторая шишка, побольше первой. Симметрично, но лица не красит. Иван Петрович чем то озабочен, кушает почти молча и лишь в конце завтрака сооб щает нам, что и сегодня его ужалила пчела и… что он, очевидно, ошибся в своих предположениях, что ясно, для пчел нет разни цы между невинным занятием его, Ивана Петровича, и их вра га — пасечника. 532 М. В. НЕСТЕРОВ
Мы молча приняли к сведению мужественное признание в ошибочности выводов всегда честного Ивана Петровича.
Дни шли за днями. Я отдыхал от города, много читал, гулял по окрестностям Колтуш. Иван Петрович работал, читал, поле живая на своем неудобном, коротком и жестком с деревянными ручками диванчике, закинув за голову руки, упорно отказыва ясь от подушки, иногда дремал, но короткое время. Казалось, что привычка мыслить не покидала его ни на минуту. Иногда он просматривал газету, журналы, интересуясь тем, что творилось на белом свете. Он был горячим спорщиком, и мысль, овладев шая им, властвовала до тех пор, пока анализ и ясные доводы не покоряли ее или не делали сомнительной.
Искусство было для него необходимым отдыхом, его жестко ватым, но любезным диваном, а не высоким наслаждением, к которому нас призывали великие мастера Возрождения.
Мои воспоминания о художественной стороне жизни в Кол тушах закончу одной беседой нашей с Иваном Петровичем, во время которой он в очень деликатной форме попросил меня на писать с его супругидруга Серафимы Васильевны портрет. Это не входило в мои планы, у меня не было с собой даже подходя щего полотна, но я, конечно, согласился, оговорившись, что за успех не ручаюсь. Серафима Васильевна сидела во время сеан сов и была приятной собеседницей; портрет, по отзывам всей семьи, вышел похожим, и я подарил его Ивану Петровичу.
В это лето иногда собирались музицировать. Играл на рояле один из сотрудников Ивана Петровича — Клещов. Под его ак компанемент пела жена другого сотрудника, работавшего в про винции. Не раз за столом говорили о молодых московских ху дожниках — братьях Кориных. Судьба их интересовала Ивана Петровича.
Колтуши постепенно преображались в благоустроенный куль турный городок. В саду было множество цветов, посажены фрук товые деревья, ягоды, был и свой огород,
Однажды, перед моим отъездом, было чудесное утро, сидели мы на застекленной террасе, где подолгу любил оставаться Иван Петрович, где он работал, принимал гостей, беседовал. В это радостное утро в открытую балконную дверь бурно врывалось солнце. Оно заливало светом настурции, что росли на балконе. Пришла Вера Ивановна. Разговор стал общим. Я сидел в сторо не, слушал их оживленный разговор и любовался картиной. Иван Петрович такой бодрый, в своем «канареечном» чесучовом пиджаке, Вера Ивановна в синей нарядной кофточке поверх белой легкой блузки. И. П. Павлов и мои портреты с него 533