И пели птицы...

Траншея была пуста. Он пошел по дощатому настилу. Прекрасная работа — высокий бруствер, чистая, как суссекская вагонка, обшивка, опрятные входы в глубокие блиндажи. Стивен окинул взглядом линию британских окопов, каждый фут которых легко обстреливался с этой возвышенной позиции. Сквозь дым немецкого огневого заслона он увидел разрозненную цепь солдат, продолжавших брести под убийственный огонь пушек, словно гонимых некой медленной механической силой.

Пройдя еще ярдов двадцать, он достиг зигзага, который делала траншея. Что находится за ним, увидеть было невозможно. Стивен прокрался до его середины, бросил через траверс гранату, пригнулся. Ответного огня не последовало. Он встал, и бруствер траншеи немедля плюнул ему в глаза землей, — по нему открыл огонь пулемет, стоявший во второй линии окопов. Стивен полагал, что большинство тех, с кем он начал атаку, погибло. Вторая цепь сюда пока не добралась, а возможно, и не доберется никогда. Разумно было бы отойти назад и присоединиться к ней, однако у него был приказ пробиваться в направлении Бомон-Амеля, или, как минимум, до стоявшего на берегу реки Бокура. Прайс часто повторял солдатам армейское присловье: сомневаешься — двигай вперед.

Пройдясь по траншее, он нашел лесенку. Пулемет бил по земле перед ним, но Стивен пополз вперед по открытому участку, а потом побежал, согнувшись, к ближайшей снарядной воронке. Шестеро из полка ланкаширских фузилеров упорно обстреливали из нее резервную немецкую траншею. Соскользнув в эту яму, Стивен едва не напоролся на штык.

Один из стрелков, увидев его, произнес что-то, чего Стивен не расслышал. Солдат потянул на себя значок его полка, вгляделся, а потом провел пальцем по горлу и указал назад, на кровавую бойню, ареной которой стала ничейная земля. На дне воронки стоял пулемет Льюиса, — насколько понял Стивен, стрелки пытались добраться с ним до стоявших неподалеку деревьев, из-за которых они смогли бы очистить пулеметным огнем резервную траншею.

Стивен снял с мертвого солдата винтовку, пристроил ее на край воронки и открыл огонь. Прошел, час, может быть, два, ответная стрельба из резервной траншеи усиливалась. Оборонительные сооружения немцев практически не пострадали. Проволока осталась целой, блиндажи нетронутыми. Следовало ожидать скорой контратаки.

Стивен обвел взглядом воронку, усталые лица ланкаширцев. Они сознавали, что попали в западню.

Что-то зашевелилось под его ногами. То было лицо солдата, получившего страшное ранение в голову. Он закричал, прося, чтобы его прикончили, однако солдат принадлежал к другому полку, и Стивен заколебался. Он решил отдать раненому свою вторую фляжку с водой, но, едва склонился с ней к солдату, тот снова стал молить, чтобы его пристрелили. В шуме сражения, подумал Стивен, никто ничего не заметит. И дважды выстрелил себе под ноги. Это была первая отнятая им в тот день жизнь.

Джек Файрбрейс и Артур Шоу стояли у подножия того, что они называли Холмом одинокого дерева, наблюдая за ходом сражения. За «атакой, которая закончится быстро, почти не встретив сопротивления».

Джек что-то бормотал сам себе, Шоу молчал. Они видели, как шотландцы, похожие в своих юбках на впавших в помешательство женщин, выскакивают из окопов и валятся как подкошенные на желтовато-бурую землю, срезанные пулеметными очередями. Видели твердую поступь гэмпширцев, словно надумавших исполнить медленный танец, который им не суждено было завершить. Видели солдат, набранных со всех концов страны и безропотно шедших навстречу готовой поглотить их буре.

Их собственный вклад в происходившее — огромная воронка, образованная прозвучавшим в семь двадцать взрывом, — дал врагу десять минут на то, чтобы неторопливо занять позиции. И теперь они видели, как вокруг этой воронки в огромных количествах гибнут молодые солдаты. Гибнут, не успев сделать ни единого выстрела.

Это было уже слишком. Они вцепились друг в друга.

— Это не может так продолжаться, — сказал Джек, — не может.

Шоу стоял, приоткрыв рот. К бойне ему было не привыкать, он видел пролитую кровь и сам ее проливал, но происходившее здесь имело совсем другой размах.

Боже, пожалуйста, останови это, думал Джек. Пожалуйста, не позволяй им бросать в этот смерч новых солдат.

Подошел и встал рядом с ними падре Хоррокс. Он перекрестился, постарался успокоить их возвышенными словами и молитвой.

Джек отвернулся от страшного зрелища и почувствовал при этом, как что-то в нем умирает.

Шоу заплакал. Обхватил голову руками, руками землекопа, и по лицу его потекли слезы.

— Ребята, ребята, — повторял он. — Бедные ребята.

Хоррокс дрожал.

— Это же половина Англии. Что мы делаем? — пролепетал он.