Юрьев взял ключи, Измайлов проводил его в прихожую. Они шушукались минут пять. Наконец Измайлов навестил меня в комнате и пообещал, что скоро все выяснится. Настенные часы мерно превратили «скоро» в «не слишком». Измайлов как-то потешно, если принять во внимание костыли, подобрался, напружинился и встал. И тогда незахлопнутая входная дверь со стуком отворилась, и я услышала голос. По законам революционного уплотнения он вселил в мою буржуйскую сущность стеснившую ее уверенность в том, что этого фокуса Борис Юрьев мне никогда не простит.
– Измайлов, это моя мама, единственный человек, владеющий дубликатом. Я о ней не подумала.
– Незавидная участь почти всех матерей, – задумчиво протянул он. – Теперь держись, даже я тебя отбить буду не в состоянии.
– Виктор Николаевич, она милицию вызвала, – пожаловался Юрьев, возникая на пороге под конвоем изумительно выглядящей, тоненькой и разъяренной мамули.
– Где моя дочь, мерзавец? У какого соседа? – допрашивала мама спину Бориса, еще не видя искомого.
– Мам, я здесь, все в порядке, – крикнула я.
Мама неожиданным рывком отстранила Юрьева и ворвалась в парадную залу Измайлова.
– Добрый вечер. Я – сосед.
Неловко говорить такое про бесстрашного полковника, но он проблеял свою реплику, как предназначенный на заклание разборчивым зажравшимся богам ягненок.
– Жаль, что вам уже переломали ноги, – проворковала мама и пристально оглядела Измайлова, будто выбирая, что еще в его организме можно порушить.
– Извините, я отменю наряду лишние хлопоты, – справился с шоком Измайлов и взялся за телефон.
– Мама, зачем ты скрутила лейтенанта? – понимая, что резвлюсь последний раз в жизни, спросила я.
– Но он пытался проделать это со мной. Не волнуйся, я еще не выжила из ума окончательно и знаю, что он виртуозно играл в поддавки. Иначе вряд ли бы его остановила ваза.
– Какая ваза?
– Которую она в меня метнула, едва открыла глаза, – продолжил фискалить Борис.
– Я задремала, дожидаясь тебя. Отец с малышом отправились в цирк, а я к тебе – посплетничать. Разбудил меня шум…
– Неправда, – возмутился Юрьев, – я очень тихо вошел.
– Разбудил меня шум. Я увидела морду взломщика и запустила в него тем, что попалось под руку.
– И попалась фарфоровая ваза, единственный остаток прежней роскоши.
– Отныне осколок. Да, вкус, реакция и хватка у меня есть. Поленька, этот мальчик посмел заикнуться о твоей несуразности. С кем ты водишься, дочка, кому доверяешь ключи!
Мальчик бубнил что-то про яблоко и яблоню.
– Ты не поверила, но он действительно милиционер, – заступилась я за бледного Юрьева, стараясь заглушить издаваемые им звуки.
– Это несколько оправдывает его варварство: книжки читать некогда, – отказалась прощать и мириться мама.
– Дамские романы? – встал на дыбы Борис.
– Нет, он получше, чем кажется: разговаривает.
– Мама, это все из-за моей дурости, – собравшись с силами, повинилась я.
Она взглянула на меня, как на пятилетнюю девочку.
– Я ведь тебя учила вслух в этом не признаваться. Конечно, каждый сам во всем виноват. Но я никак не возьму в толк, что ты здесь делаешь так поздно в плаще и шляпе?
– Она развлекает полковника криминальными розыгрышами, чтобы не скучал на больничном, – припечатал разобиженный Юрьев.
Боже, у меня до предела расстроены нервы. Мне послышалось, что моя взрывная, активная, но благовоспитанная мамочка чуть слышно вымолвила: «Самаритянка, блин».
– Борис, иди на кухню, а ты, Полина, в другую комнату, – взял инициативу в свои руки Измайлов. Но, оказалось, что не за то место.
– С чего это вы раскомандовались? – грозно полюбопытствовала мама.
– Пусть они все-таки оставят нас одних, и я объясню, – настаивал Измайлов. И настоял.
Они беседовали с полчаса. Наконец мы с Юрьевым услышали, что они прощаются в прихожей, и бойко выскочили каждый из своего изолятора.
– Поле нельзя надолго оставаться без ребенка, она напрочь теряет чувство реальности, – внушала мама Измайлову.
– Я обещаю вам, что дня через три она воссоединится с сыном, – утешал ее тот.
Дикий, изумленно-вопрошающий взгляд Бориса описанию не поддавался. Намеченный Измайловым срок, вероятно, поверг его в трясину сомнений и ужаса.
– Борис, мы вызвали такси, проводи даму, – бросил через левое плечо Измайлов и галантно поклонился маме.
Весело сказав мне: «Пока, дочка, Виктору Николаевичу тебя вполне можно доверить», – она ушла.
– Что вы так долго обсуждали? – накинулась я на Измайлова.
– Этого ни она, ни я тебе не откроем, – таинственно произнес он.
Тут вбежал лейтенант милиции Юрьев и загрохотал голосовыми связками:
– Я задушу тебя, Полина.
– Борис, у меня не так много радостей в жизни, не вздумай лишить, – употребил власть полковник.
Я безалаберно уставилась на Юрьева. Что, съел? Попробуй-ка поднять руку на полковникову радость.
– Я сам ее задушу, только чуть позже, – договорил Измайлов.
И у меня сложилось четкое впечатление, что он не шутил. Я сочла за благо двинуться к выходу, но Измайлов задержал:
– Полина, мне завтра понадобится, чтобы ты пригласила меня домой, но не лезла в то, чем мы с экспертом будем там заниматься.