И передай привет полковнику

— Жду Бориса с докладом, — довольно ответствовал он. — А ты вытираешь чашки и хмуришься.

Наблюдательный, не проведешь.

— Измайлов, займись со мной, пожалуйста, профилактикой преступной деятельности, — выпалила я.

— Это все, что нам по силам после завтрака?

— Правда, займись.

Я рассказала ему о встрече с Анной Ивановной.

— И что же в тебе я должен предотвратить?

— Я становлюсь злобной. Сначала потеряю жалость к людям, потом бросаться на них стану. Она мне про свою прокладочную беду говорила, а я думала: «Это тебе в наказание за все подлости». Как мелко, как пошло, раньше я такой не была. И слесарь, конечно, мерзавец. Мне за бутылку и деньги сделал — не придерешься, а над старухой за «спасибо» поиздевался. Мне бы на этом и прекратить думать. Так нет, бес вредности морочит. Анна Ивановна откуда-то знает, что я приводила слесаря, что ремонт занял два дня. А двоих в подъезде убили, она и не пронюхала. Почему так?

— Поля, когда ты была у Виктора после убийства, ты ничего странного не заметила? — вдруг спросил Измайлов.

— Кроме трупа? Ничего. Ой, не напоминай, иначе меня наизнанку вывернет.

— Я надеюсь, не тортик тому причиной?

— Неблагодарный.

— Полина, как часто ты сама с собой разборки устраиваешь и упрекаешь себя в мелочности и пошлости?

— А что?

— Оптимизму не способствует.

— Это мое. Я к людям редко пристаю с результатами самоистязаний. Так, накатило что-то.

— Молодчина. Я уже было о твоем мальчике забеспокоился. Сыновьям нужны нежные, но уверенные в себе матери.

— Уверенность в себе должна на что-то опираться, полковник.

— На костыли, к примеру, — улыбнулся он.

С ним было легко. С ним не было нужды притворяться более мужественной, чем я была. И более красивой, умной и решительной тоже.

Мои сладостные внутренние рулады прервал звонок в дверь. Явился Борис Юрьев, тщательно созданный природой для того, чтобы мешать нам с Измайловым настраиваться друг на друга. Вот у нас говорят: «Явился — не запылился». С неодобрением роняют, мол, надо же, как быстро и беспроблемно ты до нас добрался. По-пластунски не полз, о колючую проволоку штаны не рвал, ров с тиной не преодолевал, через горящий обруч не прыгал. Стоит усложнить полосу препятствий, беззаботный гость. А ведь только представить себе: вваливается пыльный, черт знает в чем вымазавшийся Юрьев… Как славно, что ни чистого, ни грязного вчера его не было. Иначе несчастному полковнику и обнять бы меня не удалось.

Измайлов постоянно спрашивает: «О чем ты задумалась?» Надо ли посвящать его в мои упражнения с пословицами и поговорками? Вряд ли. Эх, не быть мне объективно оцененной, что, впрочем, к лучшему.

— Мрак, Виктор Николаевич, — тем временем обреченно признавался Юрьев.

— Сейчас тебя Полина тортом угостит, рассияешься, — распорядился Измайлов.

Похоже, стряпня — единственное, что Юрьев считал во мне приемлемым. Наблюдая за его расправой с тортом, я убедилась: когда уплетаешь за обе щеки, за ушами действительно трещит.

— Балкову оставь кусочек, — проворчала я.

— Он сегодня сюда не успеет, — отмахнулся Борис и съел остатки.

Измайлов, слопавший в три раза больше, чем Юрьев, с тоской смотрелся в глянец опустевшей тарелки. Все-таки в молодых подвижных мужчинах есть что-то инстинктивно-хищное. Я вообразить себе не могу женщину, слопавшую у начальника все до последней крупинки да еще и упрекнувшую: «Хорошо, но мало».

— Докладывай, — велел Измайлов.

Борис покосился на меня, дескать, при ней прикажете распинаться?

— Пусть поприсутствует. А то она пытает себя вопросом, почему главная подъездная сплетница Анна Ивановна всевидящим своим оком не заметила убийцу.

Я и не обиделась на то, что он недавно проигнорировал мой риторический вопрос. А он и не проигнорировал. Чуткий.

— Потому же, почему и секретарша ничего не услышала, — объяснил Юрьев.

Девушка подтвердила, что ее руководители несколько раз, взяв трубку и буквально тут же вернув ее на рычаг, менялись в лицах и позволяли себе грубые восклицания. А потом уединялись где-нибудь и бурным шепотом совещались. Однако просил их к телефону приятный мужской голос, не теряющий звучности на вежливых словах «будьте любезны» и «пожалуйста». Она представления не имела, что говорил мужчина Коростылеву, Артемьеву и Ивневу. И не могла поручиться за то, что мужчина был один и тот же, а не десяток разных.

— Сергей все-таки по магазину работает, Виктор Николаевич, — без энтузиазма отчитался Борис. — А я объехал и опросил конкурентов, аж семь штук. Но мог бы и семнадцать, и тридцать семь. Зацепиться не за что. Даже перебежчиков от Ивнева в другие фирмы нет.

— Борис, ты чего-нибудь странного в квартире Артемьева не заметил? Гнетет какое-то впечатление, никак не разберусь, — так же, как меня, огорошил Юрьева Измайлов.

— То, что для вас странное, для нас никакое, — обобщил Юрьев, вероятно, прошлый опыт.

— Дрянь дело, если ты подлизываешься, а не перечишь.

— Подниматься к Артемьеву будем? — дипломатично по отношению к себе воздержался от комментариев Борис.

— Обязательно.