...и Северным океаном

А что чернеет у берега? Старая лодка. Очень старая, теперь таких не делают. Сохранилась не только обшивка, но даже смола и гвозди.

Долго простоял над ней путешественник.

Похоже, то была лодка Харитона Лаптева, пролежавшая здесь сто два года.

Еще во время подготовки к поездке на Таймыр Академия наук попросила Адмиралтейство предоставить для ознакомления документы и карты, относящиеся к Великой Северной экспедиции. Краткие, сжатые донесения ее участников Миддендорф прочел с величайшим вниманием, сделал много выписок, скопировал карты.

Да, в XVIII веке Россия исследовала Север с достойным размахом и смелостью. Почти шестьсот моряков, врачей, ученых, геодезистов, рудознатцев проникли к ее полярным окраинам. У побережья Северного Ледовитого океана, от Печоры до Колымы, они боролись со льдами, мерзли в дымных зимовьях, хоронили товарищей, погибших от цинги и лишений. И выполнили свой долг, обследовав и положив на карту самые недоступные места материка.

Может, на этой лодке, брошенной на берегу залива, не раз ходили Харитон Лаптев и Семен Челюскин.

Могучая Лена летом 1739 года вынесла их корабль в океан. От ленского устья они повернули на запад. С великими трудностями смог пробиться бот «Якутск» до мыса, где Лаптев записал в дневнике: «У сего мыса стоя, видели морских зверей, великих собою, подобных рыбе — шерсть маленькая, белая, яко снег, рыло черное. По-здешнему называют белуга». Лаптев описался: «не «белуга», а «белуха».

К зиме «Якутск» вернулся вот сюда, в этот Хатангский залив. Зимовка была тяжелой. Лаптев часто слышал от матросов «неистовые и нерегулярные слова».

На следующую осень «Якутск» раздавили льды. Вода заливала палубу, когда Лаптев и Челюскин сошли на лед последними. Это было за 75° северной широты. Надвигалась полярная зима, а над моряками вместо крыши было холодное небо, постелью служил влажный мох, пищей — кислые ягоды тундры да ржаные сухари.

И все же они через тундру пошли не к жилью, не к селениям, а к побережью, куда льды не пропустили корабль.

Лишь отчаявшись пробиться, вернулись в Туруханск. А декабрьской темной порой, в пятидесятиградусные морозы, когда человек слышит шорох своего дыхания, железо становится хрупким и птица мерзнет на лету, Челюскин с тремя солдатами, оставив занемогшего Лаптева в Туруханске, снова отправился к северному краю материка.

Он пересек весь Таймыр и через пять месяцев достиг мыса, за который не пробился «Якутск». Пошел дальше вдоль побережья, пересек 77-ю параллель. На всем материке не было тогда человека, который проник бы севернее его. И в мае 1742 года Семен Челюскин достиг крайней северной точки Азии!

В путевом журнале появилась запись: «Погода пасмурная, снег и туман; пополудни в 5-м часу поехали в путь свой около морского берега… Приехал к мысу… Здесь поставлен маяк — одно бревно, которое вез с собой. Сей мыс каменный приярый, высоты средней; около оного льды гладкие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс: восточно-северный мыс».

Можно ли скромнее сказать о подвиге, равных которому наберется не так уж много в истории полярных странствий? Не написать ни одного торжественного слова, не похвалиться перед потомством…

Лаптев и Челюскин положили на карту тонкую полоску берегов Таймыра. Они начали, другие продолжат. Но много ли сделают одиночки в просторе, перед необъятностью которого невольно испытываешь робость?

Продолжая их дела, нужно будет прежде всего пройти к Таймырскому озеру. Кочевники-ненцы не любят те места, говорят, что камни там острее ножа, подошвы из лучшей кожи рвутся за один день, а оленям негде добывать корм. Но обследовать озеро надо во что бы то ни стало.

Миддендорф вернулся на становище.

Кочевники ладили нарты, чинили упряжь; женщины костяными иглами шили из оленьей замши летнюю одежду: скоро в путь!

Терпеливый Ваганов с помощью Лаптукова тем временем выспросил кочевников о предстоящем пути. Было похоже, что он подходит к реке Таймыре. По ней, наверное, можно спуститься к озеру. Хорошо бы запастись лодкой.

Без промедления взялись за дело, и Миддендорф немало удивил окружающих: глядите-ка, топором орудует не хуже плотника!

Перед походом начальник экспедиции откровенно сказал спутникам, что начинается дело, небезопасное для жизни. Заболевший останется один, где бы это ни случилось, и будет ждать, пока остальные вернутся к нему на обратном пути. Только так можно достигнуть цели.

Чтобы не подвергать людей лишнему риску, он решил оставить здесь, в Коренном-Филипповском, для метеорологических наблюдений Брандта и Фурмана. Остальные — в путь!

Уплотненный ветрами снег был похож на застывшую морскую рябь. Далеко по тундре растянулся аргиш — олений караван. Девять саней заняла экспедиция: остов лодки, разные приборы, провиант и даже немного дров — кто знает, найдется ли возле озера топливо.

Тундра не замедлила с первым уроком. На привале Миддендорф приметил холм, с которого можно было осмотреть местность. Это рядом, он успеет вернуться раньше, чем доварится похлебка. С ним пошел один из казаков. Через несколько минут оба были на холме.