В обычное время сегодня был бы большой день празднования, чествование победы ордена-победителя. Но дуэль отвлекла внимание от всего этого, и не думаю, что даже Нетро устроили много гуляний. Кажется, все понимают, что, устраивает их это или нет, но что эта дуэль – настоящая кульминация Великой игры. Если Мариус победит меня, то, даже если Нетро будет объявлен орденом-победителем, ему удастся выйти из этого с сохраненной честью и восстановленным порядком. А если его одолею я… ну, не думаю, что кто-то вообще готов к этому.
Я занимаю свое место на одном из концов дорожки, твердо упираясь обеими ногами в глину. Мои локусы лежат в ножнах у меня на бедрах, и я кладу на них руки, чувствуя холодные кожаные рукоятки, успокаивая себя этим знакомым чувством. По правде говоря, я почти не задумывалась о том, что будет дальше, и не строила никаких стратегий о том, что собираюсь делать. Это не имеет значения. Мариус гораздо лучший Волшебник, чем я, и никакая подготовка, которую я могла бы предпринять, не сыграла бы роли, только не за одну ночь. Все, что мне остается, это надеяться, что мне удастся сымпровизировать и застать его врасплох.
Мне казалось, что в этом есть смысл, в тот момент, когда я бросила ему вызов, и вчера вечером во время разговора с Марленой, и сегодня утром, когда я шла сюда. Но, стоя там, на дуэльной арене, я чувствую, как дрожат мои колени, как потеют ладони и как сердце ударяется о ребра. В моей голове звучит назойливый голос, который я стараюсь игнорировать, но он становится все громче и громче и задает один и тот же вопрос:
Я глубоко вздыхаю, собираюсь с духом и поворачиваюсь к трибунам. Все они там, все. Зигмунд и Тиш сидят в первом ряду секции Нетро и машут мне. Профессор Калфекс слегка кивает. Талин тоже кивает. А Марлена смотрит, на ее лице смесь сложных чувств: страха, гордости и любви одновременно.
Я могу это сделать. Я должна это сделать. Ради них. И ради себя.
На другом конце арены поднимается шум. Это Мариус. Он делает шаг вперед, смелый и самодовольный, занимая свою позицию на другом конце дорожки. Я одета просто, в свободную удобную одежду, но он одет безупречно, великолепно: красно-золотой костюм, длинные кожаные перчатки, высокие сапоги с серебряными пуговицами. Его локусы с оленьими головами сидят на его бедрах, и он одаряет меня ослепительной улыбкой, улыбкой, которую я хочу стереть с его лица сильнее, чем когда-либо. Авангард громко ликует при виде его, и я вижу, как по рядам Нетро пробегает нервный смешок. Это не утешает.
– Дуэлянты! – раздается голос, и все замолкают. Директор Абердин шагает по арене между нами, его длинная черная мантия развевается за ним. Он выглядит более собранным по сравнению со вчерашним днем, и сейчас он говорит твердо, своим привычным голосом благодушного и мудрого аристократа. Может, у него было время прийти в себя после вспышки гнева. Или, может, он просто уверен, что я умру здесь, и все его проблемы исчезнут. – Я надеялся, что разногласие между леди Девинтер и лордом Мэдисоном разрешится мирно, в духе товарищества, – произносит он, и мне интересно, есть ли здесь хоть один человек, который верит ему. – Но этому не дано было случиться. Так что мы разрешим все древнейшим из способов, кагни-варом. Дуэль насмерть, здесь, на этой арене, где когда-то стояли Отцы-основатели. Здесь, кровью, этот конфликт наконец будет разрешен.
Он поворачивается ко мне, и я изучаю его лицо на предмет хотя бы малейшей эмоции, но все они сокрыты в глубине.
– Алайна Валенсия Девинтер! Отступитесь ли вы, навлекая на свой род позор Богов?
– Я не отступлюсь, – отвечаю я, и точка невозврата пройдена. Вот оно. Все на самом деле.
– Мариус Бенедикт Мэдисон II! – продолжает Абердин. – Отступитесь ли вы, навлекая на свой род позор Богов?
– Я не отступлюсь, – отвечает он громко и играя на публику. – Я буду сражаться во имя моей семьи, и я почту моих предков!
– Так пусть все свершится, перед взором Богов и людей. – Абердин отходит в сторону с линии огня к своему месту у основания одной из трибун. Он ударяет в ладоши, звук подобен грому. – Да начнется кагни-вар!
Я двигаюсь первой. Другого выхода нет. Лучше всего, если я смогу как-нибудь обогнать его на том моменте, когда мы обнажаем локусы, сразу же подловить его, пока он будет вырезать что-то замысловатое. Я ухожу в Пустоту, локусы уже в руках, в груди перехватывает дыхание. Пустота здесь тихая, неподвижная, пепел застыл в воздухе, словно остановился в ожидании. Густой туман закрывает трибуны, так что все, что я могу разглядеть в сотне наблюдающих, – это далекие, едва различимые удары их сердец, как звезды, вспыхивающие на далеком небе.
Я двигаю правым локусом вперед, высекая первые линии для основы Земли, и мои инстинкты решают за меня, что я буду творить. Каменное копье, такое же, как то, которое Мариус бросил в Фил. Быстро, смертельно и поэтично. Мне просто нужно обогнать его до того момента, как он достанет свои локусы.