И сгинет все в огне

Мы пробираемся сквозь темноту к боковой двери здания, той, которой пользуются Смиренные. Ночью в библиотеке жутко, полки нависают над нами, как обелиски, отбрасывая длинные цепкие тени в бледном лунном свете. Я понятия не имею, куда мы идем, в отличие от Марлены, поэтому я следую за ней через стеллажи, обходя знакомые столы, поднимаюсь по лестнице и направляюсь к зловещей высокой двери.

– Что теперь? – шепчу я. – Нам нужно вскрыть замок?

– И зачем же нам это делать? – Она одаривает меня лукавой улыбкой и достает из кармана ключ. Он сияет и пульсирует магической энергией, металл дрожит, будто это жидкость. Я изумленно смотрю на него, и она, должно быть, это замечает. – Это универсальный ключ ко всем дверям кампуса. Я стянула его у Смотрителя Тимса, пока тот был пьян. И лучшее в этой ситуации то, что он будет бояться доложить, что он был украден.

– Марлена! – У меня перехватывает дыхание. То, что мы сделали в первом испытании, было рискованным, но этот риск был только на мне. Я могла с ним справиться. Но это не должно касаться ее. – Это было очень опасно… если бы тебя поймали… – Я мотаю головой. – Тебе не стоило этого делать ради меня.

– Я сделала это не ради тебя. А ради себя, – отвечает она, и ее глаза горят яростью и решимостью. Я понимаю, что она настроена серьезно. Если когда-то и существовала точка сомнения, неуверенности, то мы давно ее преодолели. Она так же привержена делу, как и я, так же готова рискнуть всем, так же готова умереть. Часть меня впечатлена. Другая напугана.

Она вставляет ключ в замок. Секунду он дрожит от напряжения, а затем с глухим щелчком пружины открываются. Двери широко распахиваются, открывая сокрытую за ними запретную комнату – сотни высоких полок, переполненных книгами и свитками.

Профессорское крыло – одна из наиболее запретных зон на территории кампуса, целая половина библиотеки посвящена исключительно материалам для сотрудников: личным исследовательским проектам, книгам высокого ранга, которые нужно преподавать с осторожностью, и технической документации, такой как инструкция для лабиринта. Любой студент, пойманный внутри, будет немедленно исключен и заклеймен как отступник. Любой попавшийся Смиренный будет убит.

Но Марлена, не колеблясь, идет впереди с крошечным фонарем – диск тусклого света, который умещается в ее ладони. Она движется с отточенным умением, сверяется с тяжелым индексным фолиантом на стойке регистрации, а затем перебирает стопки, пытаясь найти именно ту книгу, которая нам нужна. Я понятия не имею, что она делает, да в этом и нет необходимости. Я просто восхищаюсь богатством запретных знаний вокруг нас, мой разум мечется от возможностей всего того, что я могу здесь узнать. Я вижу тяжелые фолианты, закованные в цепи, свитки, которые трепещут, будто плоть, карты, мерцающие внутренним светом. Воздух настолько наполнен магией, что я чувствую, как она отдается в моих внутренностях.

– Здесь! – наконец произносит Марлена, останавливаясь перед полкой, заваленной сотнями маленьких бумажных книг, у каждой из которых свой номер. – Дай мне минуту. Я найду ту, что нам нужно.

– Конечно, – говорю я и разворачиваюсь, чтобы сохранять бдительность. В этот момент я замечаю кое-что. Дальняя стена библиотеки украшена десятками портретов профессорского состава. Мое внимание привлекает конкретный год, 781-й, и одно конкретное лицо на нем.

Школьный преподавательский состав стоит на ступеньках в официальных мантиях, на их лицах красуются улыбки. 781 год был всего шестнадцать лет назад, поэтому многие из них мне знакомы. Вот профессор Хэпстед с густой шевелюрой, высоко возвышающийся Магнус Абердин и Смотритель Тимс, выглядящий практически так же. Впереди стоит профессор Калфекс, она выглядит удивительно молодой, ее волосы черные, распущенные и вьются до талии, а глаза сияют.

Но смотрю я на мужчину рядом с ней. Бледная кожа. Спутанные рыжие волосы. Тонкие очки на заостренном носу.

Мой отец.

В последний раз я видела его десять лет назад, но я прекрасно помню это лицо, это, несомненно, он. Я знала, что он был могущественным Волшебником, прежде чем дезертировал, но никто из Ревенантов не знал, чем он занимался. Но теперь все встает на места, на очень определенные места. То, как он читал, тонко и терпеливо, совсем как учитель. Массивный сундук с книгами, который мы таскали за собой везде. То, как Абердин говорил с ним, запечатлелось в моей памяти, подобно резьбе на камне, то, как он называл его старым другом.

Я не знаю, как с этим справиться. Я не знаю, с чего начать. Мой отец был здесь профессором. Здесь. Он наверняка сидел в этой комнате, может, стоял на этом самом месте. Каким он был? Читал ли он лекции с добротой и терпением, читал ли он ученикам в классе так же, как читал мне? Спорил ли он с Абердином, настаивая на реформах? Или сидел на стадионе во время игр в Балитесту и аплодировал, когда студенты истекали кровью и умирали? Действительно ли они с Абердином были друзьями?