И так бывает тоже

– Я все сказал.

Он вышел. Семила осталась одна, я по-прежнему стояла за колонной.

– Черт, черт, черт! – закричала Семила и, судя по звуку, била ладонью стену.

Я надеялась, что Семила выйдет в те же двери, что и Из, но она почему-то захотела пройти и выйти в те двери, в которые зашла я. Она прошла мимо и я успела порадоваться, что она меня не заметила, но зря. Семила остановилась и медленно повернулась. Она молчала и смотрела на меня, я готовилась к очередной стычке.

– Что, радуешься, будущая жена? – спокойно спросила охотница.

Я промолчала. Оторвалась от колонны, и не глядя на нее, пошла к дверям.

– Рано радуешься, болонка, – сказала она мне в спину.

Вернувшись в залу, я подошла к бабушке. Она улыбалась и выглядела безмятежной.

– Если хочешь, мы уже можем уйти, – предложила она мне.

– Нет, в этом нет необходимости. Подумают, что я позорно сбежала.

– Ох, попался бы мне тот, кто это сделал, – прошипела бабушка.

Я не стала ей говорить, что я точно знаю, кто это сделал. Зачем ее тревожить.

– Милость княгини к тебе необычайно высока, не обмани ее доверяя.

– Да, бабушка.

Подошел Из, настроение его было безнадежно испорчено, так что остаток вечера прошел довольно скомкано.

Ночью, лежа в своей постели, я размышляла о том, что услышала на балконе. Изарон собирается на мне жениться! Мысль была восхитительной и одновременно страшной. А готова ли я к замужеству? А достаточно ли хорошо я его знаю? А его родители, мы же не знакомы, вдруг я им не понравлюсь? А Лорана? Это сейчас она моя близкая подруга, а вдруг, когда я стану ее невесткой, она мне кровь будет портить? А бабушка, она снова останется одна? А дети? Я готова к детям? А сколько хочу детей? А как бы я их назвала? А чем они будут заниматься? И так, задавая себе бесконечные вопросы, я уснула.

А утром выпал снег. Я подошла к окну и взвизгнула как ребенок – настолько за окном было красиво. Пушистый снег выбелил сад, небо было тяжелым, свинцовым, но так по-зимнему здорово смотрелось, что я была готова хлопать в ладоши от радости и петь новогодние песни. Кстати, а тут есть Новый год? Надо будет спросить у бабушки.

– Да, мы отмечаем Новый год, – объяснила бабушка за завтраком, – но это не совсем то, к чему ты привыкла. Новый год – это новая страница Бесконечного. Это что-то вроде дня рождения Вселенной. Мы не дарим подарков и не украшаем деревья, это скорее праздник смирения перед вечностью: на один год старше, на один год мудрее, на один год ближе к смерти. Знаешь, когда я была в твоем возрасте, я не могла понять: почему старики называют это праздником смирения. Меня интересовал только бал по этому поводу…Что ты на меня так смотришь? Не можешь поверить, что меня интересовали балы?

– Если честно, да, – призналась я.

– Дорогая моя, ты еще так молода и, как и вся молодость, ты большой эгоист. Я тоже была юной, влюбленной, стремящийся.

– А как ты пережила смерть мужа? – неожиданно спросила я.

Бабушка грустно улыбнулась и посмотрела вдаль невидящим взглядом.

– Когда погиб Сарастан, часть меня погибла вместе с ним. Если бы не твоя мать, я бы шагнула с обрыва. Я часами сидела на полу в библиотеке, которую он так любил, и рыдала. Я не видела ни цели, ради которой стоило бы жить, ни смысла. Мне казалось, что даже если меня не станет, о моей дочери будет кому позаботится. И вот в один из таких дней, моя крошка Лилэя нашла меня лежащей на полу и легла рядом. Она обняла меня своими тонкими маленькими ручонками и жалобно попросила: «Мамочка, не оставляй меня, мне страшно». И я будто очнулась. Я поняла, что никто не будет любить мою девочку так, как я. Никто не воспитает ее так, как я. Никто не подует на разбитую коленку так, как я. Всем будет все равно, когда она полюбит. И я поняла, что я должна жить ради нее, ради нашей любви с Сарастаном, плодом которой была наша дочь… А потом она полюбила. И убежала с твоим отцом. Это был страшный удар. Сначала я была очень зла на Лилу, и, когда Алиус предложил мне выйти из Совета Судей, чтобы не судить собственную дочь, я с негодованием отвергла это предложение. И вот приговор был вынесен, и я вернулась в пустой дом. Я снова целыми днями сидела в полумраке библиотеки. Я была раздавлена. Я помышляла о нарушении запрета на призыв души. Потревожить душу, обретшую покой, это преступление. Но я так хотела поговорить с Сарасом…Я хотела узнать, где мне взять силы, чтобы жить. Мне помогла Изабелла. Она написала мне письмо, в котором говорила о том, что не представляет какой ад я ношу в своей душе, но она точно знает, что моей Лилэе сейчас еще хуже. Что моя крошка практически одна в чужом мире и я нужна ей. И это написала женщина, сына которой отвергла моя дочь. Изабелла писала, что у меня обязательно будут внуки, и в них я найду свое счастье. А письмо она закончила легкомысленной строчкой: «А вечером, дорогая, я жду Вас на вкуснейшие пирожные-суфле». Так, что, моя милая, иногда пережить невзгоды помогают и пирожные.