И уплывают пароходы, и остаются берега

- ...Существует другой тип окон, характерный для более поздних построек...

- Владлена Андреевна,- переговаривается кто-то в толпе.- Не помните, я замкнула каюту?

- Не обратила внимания.

- А то у меня там плащ остался на вешалке.

- Кажется, замкнули.

- Ужасно стала рассеянная. Я уже имела счастье в Суздали вот так оставить номер... Вовик, Вовик, не становись на порог, детка! Он может провалиться, и ты сломаешь себе ногу.

Михалыч замолкает, нетерпеливо шлепает указкой по ладони.

- Товарищи, товарищи! Имейте в виду: чем больше будете говорить вы, тем меньше расскажу я. Выбирайте.

- Пойду пива попью,- шепчет Савоне парень.

Он встает и, делая вид, будто осматривает церковь, заходит за угол постройки. Через некоторое время парень осторожно высовывается из-за угла, подает кому-то знаки, дует себе на кулак, изображая пивную кружку. В толпе прыскают какие-то девчата, и Михалыч снова прерывает свои пояснения.

- В чем там дело, товарищи? - строго оборачивается он.

Парень в голубой куртке мгновенно прячется за срубом.

Но вот со святым Лазарем покончено. Михалыч, нагнув растрепанную голову, суворовским жестом простирает вперед указку и быстрым своим шажком ведет осматривать соседнюю Великозерскую часовню. Савоня со своей ногой не успевает за экскурсией, постепенно отстает, останавливается среди острова и, приметив невдалеке от стен погоста белую панаму туриста-художника, одиноко маячившего над травами, поворачивает к нему. Там он в почтительном отдалении, но так, чтобы видеть картину, опускается на землю. Художник, невидяще глянув на пришельца, на миг показав обложенное русой молодой бородкой узкое, отрешенное, апостольское лицо, снова отворачивается к рисунку и продолжает торопко шуршать по картону цветными палочками. Савоня достает из кармана недоеденную баранку и, отламывая по кусочку, вяло жуя, наблюдает за работой, сличает картину с живой Преображенской церковью.

Художник отходит на несколько шагов от своей треноги, в раздумье теребит, пачкает цветными пальцами бородку, и видно, что недоволен своей работой. "Вот и готовое, а не дается,- думает про него Савоня.- Да и сколь уже подступались: и оттуда зайдут и отсудова..."

- Иди покурим, дак,- сочувственно зазывает к себе Савоня.

Художник молча садится рядом, платочком обтирает долгие пальцы, а сам с потаенной тоской и жадностью все глядит на путаницу Преображенских куполов, а Савоня видит, как под его бородкой ходит сухой нервный кадык.

Отсюда, с земли, сквозь колышимые на ветру былинки, храм походит на кем-то забытый в мураве туесок, доверху наполненный грибами-куполами. Будто кто набрал их полон короб и все клал и клал друг на друга, грибок на грибок, все выше и выше, сам удивляясь, как дивно это у него выходило, а на вершине грибного ворошка водрузил самый крепкий чешуйчато-серебристый подберезовик, и даже крест, темнеющий над ним, Савоне кажется прилипшим сучком, лесной соринкой.

- Вот спрашиваешь,- затевает беседу Савоня, косясь на художника, хотя тот и ни о чем не спрашивал, а все глядел на церковные маковки.- Можно теперь состроить такую? Сразу скажу - можно! Обгляди, обмеряй и - делай. У нас один малец из спичек в точности собрал.

- Это интересно,- вежливо выговаривает художник.

- Все как есть! Дак и теперь мастера найдутся. Покличь стариков, какие еще осталися,- состроят! Это я верно говорю. Оно, конешно, и старики теперь отвыкли от топора, нечего стало делать. А которые, окромя дров, ничего дак и не рубят. Но не в том вопрос. Ты меня слухаешь?

- Конечно, конечно...- отсутствующе кивает художник.

- А как она ставилась, церква эта, с самого изначалу, вот ты мне что скажи. Ну привезли лесу, ну натесали... Дальше чего? С чего начинать будешь - кругом голый берег, не на чего поглядеть. Какой и докуда высить угол? Где к месту остановиться и начинать класть карнизы? Какой и куда спускать водоток? От какой метки ставить барабаны? А их вон сколько, двадцать две штуки! Во где заковыка!

- Да...

Художник неожиданно подхватывается, бежит к треноге и принимается что-то подтирать и подрисовывать.

- А-а! - торжествует Савойя и заливается азартным и благоговейным смехом.- Во была голова! Из ничего! А так, глядючи, дак и я сострою.