И узре ослица Ангела Божия

С трудом встав с постели, я вышел пошатываясь, спустился с крыльца во двор, шаря в темноте руками, замотанными в повязки из грязной марли, словно в белые рукавицы. Я ощутил на своем лице холодное истечение небес, смывающее нечистоты с моих закрытых век и моих распухших губ, освежающее заполненный мокротой рот и запаршивевшее тело. Гроза ревела и грохотала, трещал от разрядов насыщенный электричеством воздух… В атмосфере резвились воинственные легионы чад Божьих — грязные, набыченные тучи трясли лбами и скалили огненные клыки, пронзая ими черное подбрюшье тверди небесной.

— Очисти меня, — думал я, — Очисти меня! — и небеса совершали мне омовение.

Я открыл глаза и посмотрел на расколотое дерево, и на миг мне почудилось, что удар молнии оживил мертвое растение, ибо я увидел на фоне пылающего неба силуэт с обеими руками, воздетыми к небу. Руки утыкались в небо тонкими пальцами и гнулись под порывами ветра, в то время как ствол, удерживаемый корявыми корнями, оставался недвижим. Мне показалось, что дерево волшебным образом наделено голосом, но тут ослепительно белая вспышка озарила горизонт, и дерево обернулось тем, чем оно и было на самом деле — безумным проповедником Эби По. Стоя во всей наготе своей, я смотрел, как проповедник верхом приближается ко мне, и внезапно ужас охватил меня — жуткое предчувствие неминуемого рока. Я услышал, как голос у меня в голове произнес: «Смерть — это всадник, облаченный в черное, и толпы спешат за ним следом».

Дважды прозвучали эти слова, и ладони пронзила безумная боль. А я стоял, разглядывая то окровавленные ладони, то грозовое небо, а голос у меня в голове звучал все громче и громче — это, впрочем, был уже не один голос, а целый хор, — а человек на коне все приближался и приближался… Это был вестник неминуемой смерти. Не только голоса у меня в голове, но и все, что я видел, предвещало смерть, мрак и кровопролитие, и я повалился на колени и покорно склонил чело, парализованный дождем, оглохший от творившегося вокруг потопа.

Я закрыл глаза, и именно тогда Бог впервые заговорил со мной. Да, я уверен, что это был именно Он. Потому что сквозь разноголосицу, которая все громче и громче звучала у меня в голове, я услышал другой голос, низкий и мягкий, но, тем не менее, внятный и отчетливый.

— Юкрид, — позвал меня Его голос. — Юкрид…

Прокатился низкий рокот грома, вспыхнула ослепительно–белая молния — и в то же мгновение кто–то схватил меня за обе руки и рывком поставил на ноги.

Копошащаяся людская масса, следовавшая за По вверх по склону, накрыла меня: промокшие до нитки, босые люди пихали, толкали и отшвыривали меня, как слепца, заблудившегося на оживленной городской улице. Я не слышал и не видел их приближения, оглушенный и ослепленный величием грозовой панорамы, но, неожиданно очутившись в самом центре толчеи, я так перепугался, что даже небесный катаклизм на время поблек для меня.

Тьма уже окончательно залила долину, а мужчины и женщины, следовавшие за По, все карабкались по склизкому склону и скатывались под уклон, миновав вершину. Проповедник, размахивая руками, провел их кружным путем мимо моей лачуги и остановился на берегу мутного и переполнившегося от дождя водоема, окружавшего топи, словно заполненный черной, отравленной водой крепостной ров.

За колышущимся морем голов, замерших в растерянности на краю едва видимых в темноте вод, я различил фигуру По, облаченную в белое нижнее белье. Черный зловещий пиджак, рубашку и дурацкую черную шляпу (ненавижу головные уборы) он совлек с себя и оставил где–то вместе с лошадью на твердой земле. По бесстрашно устремился в непроглядно–черные волны. Глядя на то, как безумный кликуша все глубже и глубже погружается в вышедшие из берегов воды своего религиозного фанатизма, я понял, что он воображает себя не просто еще одним последователем традиции, в очередной раз воспроизводящим священный обряд, но именно тем самым первым истощенным и безбородым крикуном. И, призывая свою паству устремиться в воду вслед за ним, По искренне верит в то, что он и есть прославленный отшельник–водолюб, а его мокрые и бесформенные подштанники — не что иное, как верблюжья шкура, опоясавшая чресла.

Несколько человек из толпы неуверенно вошли в воду, устрашенные тирадой проповедника и мрачной участью, предреченной тем, кто не примет участия в возвещенной водной процедуре. Заросли осоки на мелководье сгибались под порывами ветра. Люди толпились вокруг меня, толкали со всех сторон, валили с ног.