И в пепел обращен

Энтони подобных надежд отнюдь не питал, но понимал: заводить разговор о политике с сыном не стоит. Да и Кэт с леди Дайсарт помогали сего избегать, направляя застольную беседу к менее угрожающим предметам, а посему всем четверым вполне, хотя и ненадолго, удалось сделать вид, будто все это – не более, чем обычный обед в приятном обществе. Ненадежность положения отнюдь не мешала хозяйке ни содержать великолепный дом, ни угощать гостей изысканными блюдами.

Однако когда с обедом было покончено, Кэт под каким-то предлогом отослала Генри вниз, а Элизабет вывела Энтони в длинный коридор и проводила к библиотеке – небольшой, загроможденной шкафами комнатке, где ждал еще один гость. Поднявшись навстречу вошедшим, Джон Эллин приветствовал новоприбывшего со всей прямотой, от коей старательно уклонился Генри:

– Ну и вид! Краше в гроб кладут.

– Уж это точно, – согласился Энтони, крепко пожимая Эллину руку. – И вы, несомненно, пропишете мне курс кровопусканий или еще что-либо в том же роде, поправки здоровья ради.

– Кровопускания? Ни под каким видом. Избытком сангвиса, сиречь крови, вы, определенно, не страдаете. – Эллин задумчиво наморщил лоб. – Скорее уж, налицо преобладание черной желчи. В каковом случае требуется…

– В каковом случае, мистер Эллин, вашего лечения не требуется вовсе, – сказала вошедшая Кэт, затворяя за собой дверь. – Тем более, что ни лекарского, ни хирургического курса вы не окончили.

Вчетвером в комнате стало совсем тесно, но за приватность разговора можно было не опасаться.

Эллин ответил на замечание Кэт смиренным поклоном.

– Сей недостаток я стараюсь как можно скорее исправить.

«В самом деле, с этим у него не затянется», – подумалось Энтони. Четырьмя годами моложе Генри, Эллин уже изрядно поднаторел и в интеллектуальных, и в практических аспектах медицинской науки. Возможно, склонность к лекарскому ремеслу и побудила его принять сторону роялистов: на взгляд Джона Эллина, страна, ослабленная смутами и потрясениями, начиная с гражданской войны и далее, была прискорбно больна.

И вот сейчас их ждет еще одно потрясение, новый переворот… однако этот переворот внушал надежду на исцеление.

– Кромвель мертв, – сообщила Эллину леди Дайсарт.

Тот молча кивнул. Здоровье лорда-протектора ухудшалось уже не первый месяц, так чему же тут удивляться? Разве что иронии судьбы: сегодня ведь как раз годовщины его великих побед при Данбаре и Вустере…

– Сэр Энтони, что слышно о преемнике?

В ответ Энтони вынул из-под дублета смятый листок бумаги.

– Преемником должен бы стать Флитвуд, – сказал он, – но это письмо – единственное тому доказательство, а на смертном одре Кромвель назвал преемником сына, Ричарда.

Кэт приняла у мужа бумагу. Судя по выражению лица, воздержаться от вопросов о том, как это письмо попало к мужу, стоило ей немалых усилий.

– Возможно, Флитвуд был бы для нас удобнее, – поморщившись, заметил Эллин. – Это ж не человек – тряпка.

– И тогда власть над Англией окончательно приберет к рукам Совет офицеров? – резко возразил Энтони. – Нет, нет и нет. Только через мой труп.

– Но Ричард ведь – сын лорда-протектора. Их преданность Оливеру…

– Не из тех достояний, что переходят к сыновьям по наследству, – закончила за него Элизабет.

Эллин умолк: разумеется, эту семью она знала куда как лучше.

– Оливер, – продолжала хозяйка дома, – был вдохновителем, страстным в своих убеждениях, способным увлечь своими идеями других, и, более того, героем в глазах солдат. Ричард же для них почти чужой.

Энтони согласно кивнул и опустился в кресло по соседству с Эллином, от души надеясь, что причины сему – слабости в коленях – никто не заметит.

– На его стороне, в лучшем случае, шестеро – ну, семеро – из Государственного совета, а из армейских почти никого. Мало этого: в самом скором времени ему придется снова созвать парламент.

– Зачем? – изумилась Кэт.

– Ну, а зачем правители, кем они ни будь, вообще созывают парламент? – саркастически усмехнулся Эллин. – Затем, что им нужны деньги.

Между тем леди Дайсарт заняла последнее кресло. Кэт двинулась было к диванным подушкам, однако Эллин поднялся и, выиграв безмолвный, из одних лишь кивков да жестов, спор, уступил место ей, а сам прислонился к столу и приопустил плечи, чтоб не слишком возвышаться над остальными.

К тому времени, как с этими танцами было покончено, Энтони несколько собрался с силами и спросил, обращаясь к хозяйке:

– Как все это, по-вашему, воспримут за границей?

Уточнять, о чем идет речь, как всегда, не пришлось: к разговорам обиняками – даже в сем доме, вдали от посторонних ушей – ни ей, ни ему было не привыкать. Да, реакция европейских государств тоже кое-что значила, однако леди Дайсарт могла поделиться соображениями об ином, куда более узком круге – «Запечатанном узле», тайном союзе ссыльной английской знати, стремившейся вернуть трон Карлу Стюарту, второму носителю сего имени.

Элизабет криво усмехнулась уголком рта.

– Когда вести дойдут до них? Так же, как обычно, только с бо́льшим шумом. Мордаунт опять начнет призывать к мятежу, а Хайд – возражать.