«…и вольностью жалую»

Эта «монаршая аттестация», данная вождю крестьянской войны в России, откровенно извращает факты. Да, конечно, Пугачев выступал против дворян и ставил своей целью лишить их самодурской власти над крепостными крестьянами, мечтал отобрать у них деревни, хотел заставить их тоже трудиться — «служить». Но мы уже видели, что он удерживал яицких казаков от ненужного кровопролития, оставлял в своей армии дворян-офицеров, если они не оказывали сопротивления, предписывал своим полковникам не устраивать грабежей, не разорять селения и заводы.

Только слишком глубокой была ненависть, которую вызывали у крестьян дворяне-помещики, у работных людей заводские при-казчики, а у нерусских народностей царские чиновники. И во многих местах поднимающийся на борьбу простой люд творил самосуд. Пугачев же не хотел лишних жертв. Стоит привести свидетельство солдат из корпуса Де-Колонга, которые, заняв крепость Троицкую, оставленную Пугачевым, нашли в ней много дворянских семей — «обывателей духовных, благородных фамилий, обоего пола до 3000 человек». Иными словами, повстанцы не были бессмысленно кровожадны и безжалостны к своим пленным, как расписывала русская императрица.

Как раз она-то сама, да и все ее генералы, подавали куда более яркий пример жестокосердия. Тот же Де-Колонг, вступив в Челябинск, зверски расправился с «бунтовщиками-горожанами». А в Уфе, взятой Михельсоном, был построен на реке дом с прорубью — пленных вталкивали туда, и они тонули. У народа этот «дом» прослыл страшной «тайной тюрьмой».

Подобные случаи зверской расправы с пугачевцами были уже не проявлением «стихийной личной инициативы» отдельных усмирителей «бунта». Это была строго продуманная система правительственных мер по борьбе с восставшим народом. Генерал А. И. Бибиков, едва прибыв в Казань, разослал подчиненным офицерам инструкцию, которой неукоснительно предлагал вешать пленных всенародно^ дабы устрашать население. И царица одобряла действия своего главнокомандующего. 9 февраля она писала Бибикову: «Сию строгость нахожу весьма нужной».

Могла ли она писать и думать иначе, если даже место, с которым связывалось имя Пугачева, вознамерилась стереть с лица земли! 6 февраля, то есть в те же дни, когда выражала она одобрение действиям Бибикова, по личному ее указанию на родине Пугачева, в станице Зимовейской, было устроено всенародное зрелище — «сожжение злодейского дома».

Жена Пугачева Софья Дмитриевна незадолго перед этим продала дом в другую станицу. Теперь его снова перевезли в Зимо-вейскую, поставили на прежнее место и, согнав жителей, сожгли дом со всеми надворными постройками. Уничтожили и плетень, вырубили в саду фруктовые деревья, а пепел развеяли по степи. Голый же пустырь окопали рвом «для оставления на вечные времена без поселения» и посыпали солью в знак того, что безжизненное сие место проклято и властями, и богом. А жену Пугачева и трех его малолетних детей Екатерина приказала арестовать и посадить в тюрьму — их отправили в Казань.

9 апреля, когда Пугачев был уже на Белорецком заводе, неожиданно умер главнокомандующий правительственными войсками А. И. Бибиков. Он заболел в Бугульме, там не нашлось врача, и сорокачетырехлетний генерал-аншеф — «усердный в деле и душою преданный государыне» — ушел, как говорится, в мир иной, видимо, с чувством исполненного долга: ведь в тот момент все каратели считали, что дело усмирения «бунтовщиков» ими почти завершено.

Оставшийся временно замещать Бибикова князь Голицын приказал командирам всех частей продолжать преследование Пугачева.

Однако они «потеряли» его. И долгое время вообще не знали, где он скрывается.

2 мая, ровно через месяц после сражений под Сакмарским городком, Пугачев сам дал знать о себе. Он выступил из Белорецкого завода; при этом завод был полностью разрушен.

Если в первый период восстания Пугачев рассылал указы, которыми строго-настрого предписывал оберегать уральские заводы, чтобы использовать их для производства пушек и ядер, то теперь его методы борьбы стали другими. Безжалостное отношение карателей к восставшим, к их семьям и даже к их небогатому имуществу породило ответную непримиримость, то море истребительного огня, которое отныне оставляла за собой хлынувшая по Башкирии и по Уралу возрожденная повстанческая армия.

6 мая с боем, в котором Пугачев был ранен картечью в левую руку, повстанцы заняли Магнитную крепость. Здесь к Пугачеву присоединились атаман Овчинников и Афанасий Перфильев. Овчинников после сражения у Татищевой крепости отступил к Яицкому городку, но под натиском генерала Мансурова был вынужден вместе с Афанасием Перфильевым уйти и оттуда. С большими трудностями они оба совершили длинный путь, разыскивая Пугачева, и добрались до него лишь в Магнитной крепости. А на другой день сюда же явился Иван Белобородов.

Обрадованный пополнением и встречей с соратниками, Пугачев устремился дальше на северо-восток. За десять дней, двигаясь Уральскими горами, повстанцы дошли до Троицкой крепости — от нее оставалось всего сто верст до Челябинска.