«…и вольностью жалую»

В Петербурге заволновались не на шутку. Государственный совет по указанию императрицы срочно обсудил вопрос о заключении мира с Турцией. До сих пор Екатерина была против прекращения этой войны — боевые действия в Крыму и за Дунаем разворачивались удачно для русских войск. Однако пугачевский фронт оказался важнее турецкого…

Имя Пугачева к этому времени обросло легендами. Распространялись слухи о его нескончаемых блистательных победах над дворянскими войсками, будто взял он Оренбург и Уфу, а крепости Ново-Троицкую и Чебаркульскую переименовал в Петербург и Москву, построил в степи множество пушечных заводов, отчего у него теперь полным-полно оружия. Даже смерть А. И. Бибикова народ объяснил по-своему: дескать, екатерининский генерал не просто скончался, а увидел «государя», испугался и принял яд, который хранил в пуговице…

В те дни, возможно, возникли — многие песни о Пугачеве, которые дошли до нас через два столетия, свидетельствуя о народной любви к своему вождю:

Ой да ты, батюшка Оренбург-город,

Про тебя-то идет слава добрая…Там ходил да гулял атаманушка,Атаманушка, казак Емельянушка…. . . . . . . . . .

Пускай бьется за нас Емельянушка,Пускай бьется за нужду народную!

Екатерина в спешном порядке — в который уже раз! — перетасовывала списки карателей. Председателем секретных следственных комиссий по делам пугачевцев был назначен генерал-майор П. С. Потемкин, троюродный брат известного фаворита. На следующий же день по прибытии в Казань он доносил императрице, что нашел город в «сильном унынии». «Все жители, начиная от губернатора, приведены в неописуемую робость, так что почти все уже вывозили свои имения».

Потемкин хвастался, что ему удалось «успокоить начальство», и клялся, будто сам он, выйдя навстречу Пугачеву с небольшим отрядом в пятьсот человек, «погибнет прежде, нежели допустит злодеев атаковать город».

Он явно поторопился со своей клятвой.

Никакие новые назначения, никакие перестановки командиров, ни другие хлопоты Екатерины не уберегли Казани. Высланный Потемкиным и губернатором Брандтом отряд из двухсот человек был разбит пугачевцами в сорока верстах от города. В полнейшей растерянности, в диком ужасе перед надвигающейся громадой казанские правители, дворяне, купцы и чиновники трусливо засели за стены кремля. Вместе с ними спрятался Потемкин.

Полгода назад, когда Пугачев стоял в Берде, здешнее «благородное общество» трепетало при одной мысли о «бунтовщике», хотя был он тогда чуть не за тысячу верст. Генерал Бибиков в те дни приложил немало сил, чтобы «укрепить сердца, колеблемые в верности богу, отечеству и всемилостивейшей государыне». А вскоре «злодей» был вроде и разбит наголову. Но вот уже нет на свете Бибикова, а Пугачев жив! И теперь он совсем рядом! Еще более грозный и сильный. Идет по охваченной мятежом Башкирии, оставляя за собой сожженные города и помещичьи усадьбы, неумолимо приближаясь к Волге.

11 июля двадцатитысячное пугачевское войско подступило к Казани.

ГЛАВА 10

НА ГРЕБНЕ ВОЙНЫ НАРОДНОЙ

— Вот вам, братушки, и Казань, — сказал Емельян, придерживая белого скакуна.

Остановили своих коней и прочие, коих взял он с собой. Лагерь разбил у мельницы, в семи верстах отсюда, а сам не выдержал, прискакал поближе. Казань перед ним! Лежит опаленная вечерней зарей и притихшая, уперев в ясное небо пики бесчисленных церквей и мечетей. Кремль на горе, а в серой груде деревянных построек то там, то сям белеют каменные господские хоромы, гостинный двор, монастыри. Неразличимы в такой отдаленности иные дома и лабазы, но мысленно Емельян знакомыми, не раз хоженными улицами пробирается в торговые ряды, где колодником выклянчивал милостыню, и в подворья купцов, у которых колол дрова с арестантом Парфеном Дружининым. С ним и побег учинил…

Год назад было то, а кажется, вечность минула. Не оттого ль так кажется, что вознесся за этот срок на невиданную высоту — убегал безвестным бродягой, а возвращается всенародным предводителем, за государя почитаемым. Мерз он в сырой черной яме под губернской канцелярией, обломили ему руки и ноги тяжелые кандалы, а потом выгоняли на работу на Арское поле. Вот оно, Арское поле. Сколько погнул на нем спинушку Емельян Иванович, прикидываясь перед начальством тихим, набожным и послушным. Сам губернатор Брандт приходил смотреть на них, жалких и несчастных. Да настал час — выпрямился Пугачев!