И все-таки она красавица

Его вступительное слово будет классическим, примиряющим и основанным на консенсусе. Речь порадует местные организации и успокоит зарубежных гостей. Журден напомнит им эпизод лета 1947-го. Четыре с половиной тысячи еврейских беженцев-нелегалов, чудом переживших Холокост и плывших в Палестину на судне «Исход-1947», были принудительно депортированы назад во Францию. Они провели три недели в нечеловеческих условиях на английских транспортных кораблях-тюрьмах, пришвартованных в Пор-де-Буке, в железных каютах без окон и элементарного проветривания. Ситуация скандализировала общественность, мировая пресса описывала события на первых полосах.

Нет, Блан-Мартен не будет педалировать эту страницу истории. Он сделает упор на чувстве солидарности, которую стихийно проявили жители Пор-де-Бука. Его мать была среди самых активных, тех, кого не интересовало, по какой причине власти двух стран затягивают решение проблемы. Возможно, Блан-Мартен основал «Вогельзуг» именно в Пор-де-Буке в память о событии, потрясшем коллективную память. Он сделает упор на чуть наивных моральных постулатах – политики, доверяющие опросам общественного мнения, это оценят. Часто, скажет он, мужчины и женщины заявляют о нежелании пускать на «свою» территорию мигрантов и беженцев, но – вспомните рядовой героизм обитателей Пор-де-Бука! – первыми приходят на помощь чужакам, потерявшим надежду вблизи Земли обетованной. Показной расизм напоминает броню против собственного великодушия. Да, урок человечности для начала будет очень кстати. В восторг придут все – от мэра Пор-де-Бука до турецких, киприотских и венгерских делегатов.

Журден перечитал написанное, улыбнулся, поморщился на слове «расизм». Нужно найти другое, точнее выражающее страх перед беженцами. Ему было трудно сконцентрироваться. Годовщина смерти матери навевала мысли о прошлом.

Жорди Мартен.

В сентябре 1971-го он записался на факультет права в Экс-Марсель. На первой лекции по конституционному праву среди двухсот студентов не оказалось ни одного парня, ни одной девушки из Пор-де-Бука. Судя по всему, однокурсники Жорди были обитателями богатых кварталов и шикарных коммун Экса или Южного Марселя. Он тогда подумал, что имя и происхождение никогда не позволят ему войти в число пятнадцати счастливчиков, которые через пять лет получат степень магистра международного права и пройдут конкурс на замещение должностей сотрудников старшего звена. Когда профессор объявил набор на практические занятия, первокурсник Мартен вписал только имя, причем неразборчивым почерком.

Жорди превратился в Журдена.

В том же списке он соединил фамилии родителей (они никогда не были женаты), Анны Блан и Бернара Мартена, и – вот ведь странность! – два банальных патронима обеспечили ему династическо-дворянскую фамилию.

С того дня он для всех стал Журденом Блан-Мартеном.

Больше всего его интересовали права детей, права жертв войн и конфликтов, природных катастроф и людей без документов. Журден быстро убедил себя, что сумеет разбогатеть, специализируясь на нищете, и несколько лет спустя основал свою ассоциацию.

Блан-Мартен бросил последний взгляд на воображаемую точку в море и вернулся к ноутбуку. Выслушав чопорно-пафосное вступление, гости «Фронтекса» решат, что докладчик обрушится на проводников, упомянет десятки миллиардов, которые приносит новая работорговля, «всплакнет» над тысячами утонувших в Средиземном море.

Нет, эту старую песню он не затянет! В папках делегатов лежат таблицы с осточертевшими цифрами. Евросоюз по какой-то непонятной причине наделил «Фронтекс» привилегией – взвешивать миграционные проблемы и… решать их. Иначе говоря, агентство определяло уровень риска, от которого зависел бюджет. Раз в десять лет его увеличивали в семь раз, чтобы закупить несколько дополнительных самолетов и вертолетов. Он поостережется от лобовой атаки на «Фронтекс»: в зале будут сидеть десятки активистов, найдется кому разоблачить полувоенный дрейф и узурпаторско-приватизаторскую тенденцию. А он в приветственной речи процитирует Стефана Цвейга – это произведет должное впечатление.

«Возможно, ничто не делает более наглядным чудовищный шаг назад, пережитый миром с начала Первой мировой войны, чем ограничения свободы передвижения. До 1914 года земля принадлежала всем. Каждый отправлялся куда хотел и жил так долго, как ему вздумается».