И все-таки она красавица

Как-то раз октябрьским вечером, на следующий после Хэллоуина день, я вошла в сеть. Натану исполнилось три года, и ему устроили веселый праздник, пригласили друзей – и белых и черных. Главным цветом был оранжевый – цвет тыквы, фонариков, детских костюмов, конфетного дождя. Закончилось празднование в «Макдоналдсе» и парке развлечений Ла Ронд. Счастливые родители запостили целый альбом снимков. Тидиан отпраздновал свой день рождения на несколько месяцев раньше. Я смогла подарить ему только улыбки. Сколько пожелаешь, малыш. Улыбки – как худший, самый горький стыд на свете.

Я знала, что никогда не попаду в Европу нелегальным путем вместе с Тиди, Альфа́ и Бэмби, и придумала другой план. Продала несколько украшений из добычи Адиля – про́клятых трофеев, к которым поклялась не прикасаться, – взяла родителей, детей, и мы уехали в Марокко. В Рабат, где у дальних кузенов был ресторан. Мы получили официальное разрешение на работу. Марокко – не Европа, но первая ступенька. У моей матери болела спина, отец страдал от артроза и больше не мог зарабатывать гончарным ремеслом, и я убедила их, что столица чужой страны станет для нас раем с врачами, больницами и настоящими зарплатами.

Так все и получилось. Я ничего не рассказывала о моем плане, чтобы не пугать их. Признаюсь вам, Рубен: в глубине души я никогда не отказывалась от намерения переехать в Европу. Во Францию. Легально!

В Рабате ресторан наших родственников находился в старинном арабском квартале Удайас, второй они открыли в Марракеше, третий – в Эс-Сувейре и последний – в Марселе. Сделаю вам еще одно признание, Рубен. Я – худшая кухарка во всей Западной Африке, что ужасно огорчало мою мать.

Считается, что у слепых сильнее развиваются остальные чувства. Со мной все иначе! Я терпеть не могу запахи. Мне не хватает терпения часами нарезать овощи и пряности, вид сырого мяса – халяльного или нет – вызывает тошноту. Я предпочитаю убираться по ночам в супермаркетах размером с футбольное поле, но не подчиняться на кухне приказам су-шефа. Понимаете? И все-таки я предложила свои услуги кузенам. Сказала, что согласна работать в «Берберской кубышке» в Марселе.

«Мы не нуждаемся в персонале. И меньше всего – в тебе».

Тогда я объяснила, что сама себя проспонсирую, то есть зарплата пойдет из моего собственного кармана. Я последний раз залезла в про́клятое сокровище и заплатила им пятнадцать тысяч евро за временный трудовой договор[113] на год, которые они обязались возвращать ежемесячно в виде зарплаты. Оставалось подать в консульство приглашение, заявив, что я – лучшая кулинарка на всем южном берегу Нигера и никто во Франции не сумеет так приготовить куриную яссу – цыпленка по-сенегальски. Заведению необходима Лейли Мааль. Она, и только она. На двенадцать месяцев.

«А что потом? – спросил кузен. – Я не смогу платить тебе. Рабочая виза закончится. Придется вернуться в Марокко. Останешься – превратишься в нелегалку!»

«Я решу проблему, не волнуйся за меня!» – таким был мой ответ.

Я знала свои права. Условие получения законного статуса было простым, я много раз перечитывала его в формуляре префектуры Буш-дю-Рон. Три года безвыездного пребывания во Франции, подтверждение 24 месяцев работы, 8 из которых в последние двенадцать месяцев.

Нужно продержаться три года. Не попасться. Работать, платить налоги и подтверждать выплату аренды. Это может казаться абсурдным, Рубен, но таковы правила игры. Нелегалы коллекционируют их, суммируют – как баллы надежности.

Работать нетрудно, если согласен на любые условия.

Три года сносить унижения, преследования, обман, шантаж, рабское положение. Я держалась, месяц за месяцем, и копила семестры. Соглашалась работать задарма, за клочок бумаги. Поняла, почему государство не трогает невидимок. Мы вносим деньги в бюджет, потребляем, выполняем гражданские обязанности и не требуем прав. Никаких.

В течение трех лет.

Три года не видеть детей.

Я зачеркивала клеточки в календаре, Рубен. Пряталась. Считала месяцы – до тридцати шести, когда превращусь в иностранку с законным статусом.

Все будет легально!

И просто.

Я вызову детей к себе в рамках процедуры воссоединения семьи.

Легально!

Легально, Рубен. Слышите? Легально!

За мной больше не охотились. Мы победили – не мошенничая.

Больше ничто не могло разлучить нас. Никто не мог.

61

09:42

Бэмби сидела в кресле у иллюминатора. Куртка Сегалена была ей велика, но из-за отсутствия пуговиц или молнии все время распахивалась. Приходилось придерживать полы рукой. Ей было холодно – кондиционер работал на полную мощность и студил кожу, а может, падало давление.

Она успела!