— Молчи! Так тебе легче будет сделать карьеру — «соплеменники» помогут, а истинным евреем всё равно не станешь — у них через мать национальность передаётся. Фамилию немножко переделаем… Предположим — «Гешефтман»… Как тебе?
— «Гешефтман[3] Михаил Константинович»… — повторяет прислушиваясь, — нормально звучит — жиды враз за своего примут!
— Ещё раз услышу слово «жид» — высажу и дальше пойдёшь пешком!
— Я понял…
— Имя и отчество можешь оставить прежнее, а вот дореволюционную биографию надо будет хорошенько исправить. Желательно, чтоб ты был родом из мест, нынешним властям не подконтрольных… Есть какие-нибудь соображения на этот счёт?
— До Петербурга, мы долго жили в Варшаве… Мой père, тогда был всего лишь капитаном, потом подполковником. Я даже по-польски до сих пор немного понимаю и разговариваю. А когда был на Юге в беспризорниках — научился по-жид… Хм, гкхм… На еврейском. Вообще, у меня с детства способности к языкам!
— Вот и отлично: ты сын варшавского типографского рабочего. После оккупации этого города кайзеровскими войсками, ваша семья бежала в Россию, а ты потерялся во время эвакуации, некоторое время жил у еврейской родни в… Где ты жил, Миша?
— В Могилеве! Там, мы часто гостили у отца во время Германской — я очень хорошо этот город знаю.
— Всё в ёлочку! Потом, после оккупации немцами в 1918 году Могилева — ты бродяжничал, перешёл на советскую территорию и тебя взяли в воспитанники… На барабане стучать «Интернационал» сумеешь?
— На трубе умею.
Мишка протрубил губами какой-то военный сигнал… Не разбираюсь.
— Итак, тебя взяли горнистом в наш полк — где мы с тобой в 1920 году и встретились. Потом я был контужен, а ты…
— У меня имеется ранение, — Мишка показал рукой на правое плечо, — ваша большевистская шрапнель под Царицыным… В девятнадцатом году.
— Вот и отлично — как удачно всё складывается! После моей контузии и твоего ранения, наши с тобой пути расходятся — но ты знал мой нижегородский адрес и после демобилизации поехал меня разыскивать. Встретились же мы с тобой случайно в Губкоме РКСМ…
Конечно, всё достаточно «сыро» и придётся ещё хорошенько над его биографией поработать — чтоб отшлифовать её до безукоризненности гранёного алмаза чистейшей воды.
Видать, сто раз прежде подумав, Барон вернул мне мои деньги и кроме того… Я аж по тормозам — чихнув, движок заглох:
— Что это⁈
— Ненароком «земельный банк» того плешивого на глаза попался… Возьми — мне деньги и тем более золото, пока ни к чему.
Новых советских денег, как бы ни втрое больше — чем у меня было после удачной аферы с самогоном и краской. Но, главное — десятка два жёлтых кружков с волосатой рожей последнего Романова и надписью на обратной стороне: «15 рублей 1897 г.». Не сразу и дошло — что это знаменитые николаевские империалы!
Спрятав поглубже в карман деньги, подняв вверх указательный палец, назидательно говорю:
— Миша! Впредь такие «акции» — только с моего разрешения. Сам подумай — если есть чем: если вдруг понадобится «на дно» залечь — куда мы с тобой пойдём, а?
— Извини, как-то не подумал…
— Придётся тебе учиться думать, а пока, — указываю на рукоятку, — иди маслай…
Мишка, с виноватым видом взял «кривой стартер» и пошёл заводить.
Сокрушительно качаю головой, трогаясь:
— Ещё одно неопровержимое доказательство твоей полной безмозглости, Фон Барон… Увы, что за поколение⁈ «ЕГЭ» — ети его мать и здесь достаёт! На кого мы оставим Матушку-Россию, когда… Эх!
Барон, смотрит на меня как-то… Как на «неведому зверюшку»:
— Ты рассуждаешь и бурчишь как старик! Почему?
Блин, «по легенде» — я же его всего лет на шесть старше!
— По кочану.
Вдруг спрашивает:
— А скажи, Серафим…
— Спрашивай — не стесняйся. Если конечно, не о чём-нибудь сугубо интимном — о чём детям знать не положено…
— Я тебе всю душу нараспашку открыл — про меня ты всё знаешь. А тебе для чего карьера у крас… У «наших»?
— А твоему отцу — зачем была карьера? Или, он не делая карьеры — до генерала Императорской армии дослужился? Так не бывает, Миша.
Фыркает:
— Сравнил тоже…
Назидательно глаголю, пусть и с излишним пафосом
— Красные, белые, зелёные в крапинку или серо-буро-малиновые рептилоиды-инопланетяне у власти — а Россия никуда не делась. Она у нас одна и её надо защищать! Или ты до того глуп — что даже такого не понимаешь⁈
— Ты Россию «защищаешь», — в голосе недоверие и откровенный стэб, — на каком-то — забытом людьми и Богом полустанке⁈
Слегка озверев, я:
— Родину, Миша, надо защищать ВЕЗДЕ!!! Твой отец, разве не говорил тебе это⁈
Глубоко задумался и весь оставшийся путь, мы проделали молча…
Не включая фар — почти полной луны на чистом небе было вполне достаточно, не спеша двигаясь, практически не встречая на тракте встречных гужевых телег — тем более автомобилей, далеко за полночь добрались-таки до полустанка Ульяновский.
Оставив Барона сторожить «Бразье», прошёлся по полустанку… На перроне никого: суточный наряд, естественно — дрых без задних ног в караулке.
Хорошо!
Но как-нибудь надо будет устроить внезапную учебную тревогу-побудку…