Нашёл дом Чеботарёва и осторожно постучавшись в окно, разбудил его жену — а та уже растолкала самого комвзвода ОВО.
— А мы уж было потеряли своего «заведующего оружием», — не кривя душой, вполне искренне обрадовался тот, — вчерась Анисимов с Кацем прибегали, ругалися на чём свет стоит… Обзывали тебя по всякому.
— Должность у них такая — ругаться.
— Это точно! Привёз то — за чем ездил?
— Привёз, привёз… — отвечаю, — иначе бы не вернулся.
— Правильно: Фрол Изотыч, прямо как взбесился — запросто пристрелить может.
Усмехаюсь:
— А сейчас он сразу добреть начнёт…
— Да, жалко было бы — вернувшиеся мужики шибко тебя зауважали, товарищ Свешников, — вполголоса заговорщически, — ты как ещё поедешь в город в другой раз — меня обязательно возьми, Серафим Фёдорович…
Уклончиво отвечаю:
— Там видно будет — заранее не обещаю. Ты это, Гаврила… Дай мне ключи от того пакгауза — где пушка стоит.
— Да у меня бы в сарае сложил… Много ль, добра там у тебя?
— Много! Дай ключи, говорю!
Долго не выкобеливаясь, тот с готовностью:
— Погодь чуток, сейчас вынесу…
Получив ключи, я говорю:
— Ты пока не ложись — к тебе ночевать придём… Не тащится же на ночь глядя в Ульяновку.
— Ночуйте, не жалко… — зевает, — а много вас будет?
— Я и, со мной один вьюнош. Заодно и познакомишься — в нашем отряде «сыном полка» будет…
— Кем, кем⁈
— Долго объяснять… Потом узнаешь.
— Ладно! Пойду — скажу бабе, чтоб постелила вам обоим где…
Дальше, всё было вообще — проще выеденного яйца и, как говорится — делом техники!
Утром на построении, где меня только что на руках не подкидывали — как Юрия Гагарина вернувшегося после первого полёта на Луну, я представил Барона отряду и толкнул пламенную речь:
— Товарищи агенты особого военизированного отряда и младшие командиры! В республике свирепствует детская беспризорность! Если каждый отряд — подобно нашему, усыновит хотя бы по одному ребёнку…
Бла, бла, бла!!!
Естественно упомянул всех пролетарских вождей всуе и, целых три раза главного борца с беспризорностью — товарища Дзержинского Феликса Эдмундовича.
Мишка, застенчиво улыбался невинным ангелочком и, всем без исключения агентам понравился — даже тогда, когда я предложил взять его на общий отрядный кошт.
— Не обеднеем, чего уж там, — слышались голоса полные неподдельного энтузиазма, — обмундируем, прокормим — человеком воспитаем!
Так же — «на ура» прошло, что жить Мишка будет у всех по очереди — я тоже не исключение.
— Это, Михаил, для того — чтоб ты проникся народным духом и ничем от простого «быдла» не отличался, понял? Тебе сколько полных лет — всё забываю спросить?
— Шестнадцать…
— Дату рождения оставь прежней — чтоб не путаться, а год скинь — иногда очень полезно подольше оставаться ребёнком. Когда достигнешь совершеннолетия, у тебя будет как минимум три года стажа службы в войсках НКВД и столько же — комсомольского… Неплохой «стартовый капитал» для карьерного роста.
Мишка, скосив глаза куда-то влево-вверх, прикинул хрен к носу и обрадованно вскрикнул:
— Понял! Отлично придумал, Серафим!
— То-то, — взявшись за треснувший козырёк, я резким движением вниз надвинул ему кепку на нос, — голову человеку дана — не токмо кепку носить!
После построения, подождав когда агенты разойдутся по своим делам, заперлись с «воспитанником» в пакгаузе и провели предварительные работы по разборке «Бразье». Сперва поддомкратив, поставили кузов на чурки, затем сняли колёса. Слили горючее с бака и моторное масло с картера. Раскрутив все болты крепления двигателя, откинули цепь с коробки передач, отсоединили провода электрооборудования и трубки топливной системы…
Ближе к обеду дождавшись попутной телеги, погрузили на неё пустые керосиновые бидоны и мои вещи и, направились в Ульяновку. Первое время — пока оформляем документы и опекунство, Мишка поживёт у моего названного отца.
Дома нас встретил «до полусмерти» обрадованный Отец Фёдор — аж за сердце от радости хватался:
— Ты бы знал, Серафимушка, что тут про тебя только не наговорили…
— Ничего, ничего… — обнимаю его, утешая, — сухие мозоли от «наговоров» в ушах не вырастают.
Не менее его обрадовался и наш «квартирант» — Певницкий Аристарх Христофорович:
— А я уж было, обратно лыжи навострил… Ваш Фрол Изотович и слышать ничего про театр не хочет!
— Так не с ним надо было переговоры вести — а с директором школы Кулагиным.
— С Нилом Николаевичем? Что-то не догадался…
— Устроил бы Вас, так или иначе… Вы рисовать умеете?
— Конечно! Какой гримёр рисовать не умеет?
— Официально устроились бы в школу учителем рисования, а любительский театр — как общественная нагрузка.
Как говорится: помяни чёрта — он и явится!
Не успели пообедав, перейти на чай с некоторыми вкусностями — что я из Нижнего привёз, как в трапезную без стука влетает товарищ Анисимов с неразлучным Федькой. У обоих рожи — как у расстрельной команды напротив окровавленной «стенки».
Не здороваясь:
— Что так долго?
Точно также, даже не пристав:
— В следующий раз пошлёшь своего «кучера», товарищ председатель — быстрее получится.
Федька, аж пунцово покраснел от злости — у нас с ним явная нелюбовь «с первого взгляда».