Оставшиеся в волости представители это ремесла, могли осуществить лишь ремонт обуви — заменив подошву или сшив разошедшиеся голенище, но ничего более. Так что, если надо кому пошить обнову — приходилось ехать как минимум в уездный Ардатов.
Среди эвакуированных в 1918 году из Петрограда заводов, были не только крупные предприятия — но и небольшие национализированные частные мастерские. Досталось и мне такого добра пара-тройка вагонов. Так… В основном ничего ценного, представляющее для меня интерес: оборудование уровня середины-конца 19 века, если ещё не демидовских времён. Потихоньку-помаленьку, в течении зимы, втихаря сдал его в аренду местным кустарям от имени владельца — волостного Совета и, имел весьма весомый приварок к своим двум окладам.
Однако, была буквально парочка приятных исключений!
Когда мои бойцы-агенты выбирали себе добро из свезённого на полустанок имущества, мой заместитель Чеботарёв, нацелился на какое-то — мне незнакомого предназначения, оборудование и инструмент. Хотя, вот это — вроде швейная машинка:
— Почему такая большая?
— Прошивочный станок для кожи, — пояснил мой начальник команды по охране грузов, — а это — гвоздевая машина для прибивки каблуков. Винтовая машина, доппельная и весь струмент к ним… Видать, сапоги солдатские тачали.
Несказанно удивился:
— Ты откуда всё это знаешь? Сам — сапожник, что ли? Почему раньше молчал⁈
— Да нет — вовсе никакой не сапожник, я…
С его слов дело было так.
Возвернувшись осенью 1915 года после излечения в госпитале в свою часть, Чеботарёв обнаружил её — как бы не на половину босой:
— Сам то, я свои сапоги по дороге пропил: думал — на фронте другие дадут, а тут вон оно как…
Часть находилась на Юго-западном фронте — под началом самого генерала Брусилова, а тот с подобными «босяками» особо не церемонился.
— Прописали мне за утрату имущества пятьдесят «горячих»… Выпороли розгами, то есть — но сапоги оттого на ногах не выросли, — смеётся, — это на следующий год, лишь летом — англицкие ботинки с обмотками стали давать, а той осенью-зимой — каждый ходил, кто во что горазд! Кто мешки на ноги наматывает, кто лапти себе плёл, кто куски шкуры забитого скота или павших лошадей… Возьмут такого «воина» австрийцы в плен и потом показывают из своего окопа и смеются: «Не стреляйте в свои лапти!».
Представляю такую картину и ржу не могу:
— Ну, ну… Слышал, а как же. Хахаха!
— А осень уже на дворе! Хоть и не так в ихней Галиции холодно — как у нас в Расеи, но всё равно — нижние чины стали хворать и дохнуть целыми ротами. Тогда наше полковое начальство думать-гадать начало — как на месте обувку солдатскую шить. Стали искать среди нижних чинов сапожников, вот я и вызвался ещё в лазарете — где мне спину, да задницу после розог лечили…
— Так, ты же говоришь — не сапожник!
— Конечно, не сапожник, — отводит глаза тот, — однако шибко сильно обратно в окопы не хотелось… Убьют не ровен час, а за что?
Вспомнив, с чего началась Первая мировая война, подсказываю:
— За освобождение славянских братушек от австро-венгерского ига…
Недоумевает изрядно:
— Чтоб, те тоже в лаптях — как мы или вовсе босыми ходили⁈
У меня донельзя богатое воображение: представив себе алкиного Фильку в лаптях — танцующего и поющего «Зайку» под фанеру на «Голубом огоньке» и, ваще — чуть не упал со смеху.
— ХАХАХА!!!
Стоически дождавшись когда я проржусь, а потом продышусь — Чеботарёв продолжил:
— Меня, как фельдфебеля — старшим над всем взводом поставили, думал — выкручусь как-нибудь. А тут вижу — толку нет! Народу много, а сапог за трое суток — хорошо если один… Без пары. Один всего служивый — из двадцати с лишним, когда-то был в учениках у сапожника — да потом сбёг… А из других — не всяк и шило с дратвой в руках держал!
Опять мне стало весело:
— Хахаха! Вот ты попал — как клоп в рукомойник! Ну и как выкрутился?
Почесав поротую задницу, тот:
— Тебе сейчас смешно — а мне тогда не до смеху было! Начальство ругается — сейчас, мол, в строй вас всех — да на «колючку»… Как раз какое-то наступление готовилось — когда нам австрияки опять кровавую юшку из носу пустили.
— Действительно, — соглашаюсь, — смешного мало…
— Этот, который с волосьями от учёбы дранными, пытался других научить — да толку нет! Как на грех все до одного «безрукие» оказались. Однако, вижу — один хорошо подмётки режет, другой — дратву сучит, третий — подмётку деревянными гвоздями приколачивает. Вот я и разделил их — по способностям: каждый делал что-то своё, а Васька только знай себе — всё вместе собирал.
Ух, ты… Да он до «разделения труда» сам — своим умом дошёл.
Ну прямо — Адам Смит, да и только!
— Сразу дело пошло на лад: сперва пара сапог в день, затем — десять и даже больше… Свой полк обеспечили обувкой, затем дивизию и даже из корпуса и армии стали интенданты наведываться.
У человека определённо — организационный талант!
— Ладно, понятно… А как про оборудование узнал? Ведь, как я понял — в своём сапожном хозвзводе, вы сапоги по старинке вручную тачали?
Тот, лишь удручённо манул рукой: