Я – бездна

На фото были чьи-то руки, скользившие по хрупкому и невинному телу Фак, откровенные поцелуи, такие вещи, которые он не то что не пробовал делать — о которых он и помыслить не мог. Все это никак не вязалось с образом девочки. Чистильщик почувствовал, как в горле образовался ком и стало трудно дышать. Он принялся ходить взад-вперед по кухне, вне себя от ярости. Он ее ненавидел — ему казалось, она его предала. Почему она так с ним поступила? Он сжал кулак и был готов ударить по буфету, но вдруг замер и задумался. Он ясно чувствовал, что в этих фотографиях было что-то неправильное, нехорошее. Но она обращалась не к нему. Он ощутил новый прилив злости, теперь смешанный с безграничной жалостью.

Чистильщик не заметил, как по его щеке покатилась слеза.

26

После долгих размышлений Охотница пришла к выводу, что нужно сделать все заново. Вернуться туда, откуда начала.

К руке, найденной в районе Нессо.

Если бы ей удалось понять, что связывает неизвестную женщину с таинственным спасителем дочери Роттингера, она смогла бы отыскать этого мужчину и выяснить, что он скрывает. Достаточно было малейшей зацепки, намека на связь между ними, чтобы восстановить их историю.

Было около девяти часов вечера, повсюду висел густой туман. Казалось, наступила зима, на улице не было ни души. «Рено» стоял перед зданием суда Комо. Сидя в салоне, Охотница поглядывала на входную дверь.

Она ждала Сильви, судмедэксперта, оформлявшего отчет о предполагаемой самоубийце.

Она хорошо помнила, что сказал Сильви, когда закончил анализ обнаруженных останков. Женщина около шестидесяти пяти лет, европейской внешности… По состоянию останков можно предположить, что конечность пробыла в воде около двух-трех дней. Сильви упоминал о том, что рука была отделена от тела, но по характеру разрыва было непохоже, что ее отрезали острым предметом. Но как и сама Охотница, Сильви не исключал версию об убийстве.

«Причина смерти не установлена», — повторила про себя Охотница.

И тут зазвонил телефон.

— Ты где? Я была у тебя, дома никого, — раздался голос Памелы. В нем вечно слышался упрек, хотя повода не было.

— Я была занята.

Хотелось рассказать, что́ она, Охотница, увидела на записях из больницы Святой Анны, но она не могла: пришлось бы выдать, кто добыл ей эти материалы и что привело ее на виллу Роттингеров. Слишком много информации для короткого телефонного разговора. А главное, не хотелось, чтобы Памела знала, где Охотница находится сейчас.

— Что такое, опять поругалась с Джорджей? — сменила тему Охотница.

— Нет, эта паршивица уже успокоилась. Я насчет того парня, на которого ты просила нарыть данных.

— Что за парень?

— Тот сукин сын на «порше».

Охотница напрочь забыла о девушке из супермаркета и о том, что произошло на парковке, и ощутила жгучее чувство вины.

— Что ты нашла?

— Ты была права, он любит жестко пошалить. Не привлекался, но на него было несколько заявлений от девушек. Побои, издевательства. Но все пострадавшие сами их отозвали.

«Потому что их купили», — подумала Охотница. Или жалоб хватило, порвать с ним удалось, и больше их не интересовало ничего. Хотя, забирая заявление, они подвергали опасности других женщин, Охотница понимала это, как никто, и не могла обвинять девушек. Они просто хотели избежать унижения на суде и мерзкого стыда, который преследовал всех женщин, что встречались с подобными мужчинами, как будто они сообщницы, а не жертвы.

— Что будешь делать? Все как обычно? — поинтересовалась Памела.

— Само собой. Как обычно, — подтвердила Охотница. Скоро этот придурок получит заслуженный урок.

Охотница нажала отбой и взглянула на часы; что-то Сильви слишком долго возится. И словно материализовавшись от усилия мысли, на лестнице показалась высокая фигура в узком плаще. В руке у Сильви была кожаная сумка, которая болталась из стороны в сторону при каждом порыве ветра и мешала ему идти прямо. Он был похож на былинку, колеблемую всеми силами природы.

Чтобы привлечь его внимание, Охотница завела мотор и пару раз нажала на клаксон. Сильви остановился и заозирался. Разглядев нужную машину, он прищурился и только через несколько секунд узнал Охотницу.

— Чего тебе? — гаркнул он обычным сердитым тоном, подходя ближе.

Охотница опустила окно.

— Пятнадцать минут твоего драгоценного времени, — ответила она.

— Я только закончил четырехчасовое освидетельствование, устал до смерти и хочу домой, — буркнул врач.

Он уже отвернулся, и тут Охотница крикнула:

— Ты в курсе, что, когда полумертвую дочь Роттингера вытащили из озера, у нее во рту нашли обломанный красный ноготь?

Сильви застыл на месте. Он понял, на что намекает Охотница, и, казалось, погрузился в раздумья. После минутного колебания он передумал уходить и вернулся к машине. Охотница удивилась, что ей так легко удалось завоевать его внимание. Сообразив, что он собирается сесть в машину, она быстро освободила пассажирское сиденье от разбросанных на нем листовок и скомканных сигаретных пачек.

— Ну и ночка, — заметил Сильви, устраиваясь на переднем сиденье и укладывая сумку на колени. — Что за чушь, какой еще ноготь?